Воспоминания об Институте (Смольном) и мемуары Водовозовой.
http://az.lib.ru/w/wodowozowa_e_n/text_0020.shtml

Перевод с немецкого и обработка: http://villlka.livejournal.com/48152.html

Майерлинг. К картине эпохи: «с молоком матери»

Почему же Рудольф и его сестра Гизела были для родителей фактически чужими людьми? Почему между родителями и детьми при дворе зияла непреодолимая пропасть?

Посмотрим на «воспитательный синдикат» Габсбургов поближе.

Обычная для времен Габсбургской монархии сцена: где-то в Богемии или Моравии, на пыльной рыночной площади выстроились в ряд молодые женщины. Вчерашние девочки, женщины чуть постарше – они стараются держаться прямо, несмотря на смущение и стыд, несмотря на то, что каждая должна стоять на солнцепеке с обнаженной грудью. Современники так вспоминали о выборе кормилиц: «Все происходило так, словно этих женщин покупали, как скот. Они стояли длинными шеренгами и врач проходил вдоль этих шеренг и щупал грудь каждой, таким умелым, техничным движением мял ее. Из груди брызгало молоко – и если струя была густой и сильной, то кормилица считалась хорошей».

Самыми лучшими, говорили венцы, были кормилици из Моравии – из Иглавы.

Несмотря на унижения, получить место кормилицы при дворе мечтала каждая простолюдинка. Ведь кормилиц наследников престола одаряли по-королевски – Марьянка, кормилица кронпринца Рудольфа, например, получила за свои услуги 1000 гульденов (для сравнения: рабочие на фабрике получали в год по 400-500 гульденов).

Кормилицу выбирал императорский лейб-медик.

Из книги «Уход и лечение здорового и больного ребенка в первые месяцы жизни», изданной в 1842 году в Вене:

   1. «Лучшими кормилицами становятся девушки, которые стали матерями лишь вследствие минутной слабости, и в целом вели спокойный образ жизни, вдали от соблазнов.... По этой причине лучше выбирать простых деревенских девок, а не жительниц городов, поскольку первые как правило более стеснительны, спокойны, мягки и проще в обращении».

   2. Главным аргументом для матери должно быть то, чтобы выбранная кормилица была похоже на нее внешне, как можно ближе к внешности матери по росту, цвету кожи и лица, волос и темпераменту.

   3. Кормилица не должна быть младше 20 и старше 30 лет и если возможно – должна быть первородящей.

   4. Она должна родить самое большее 4-6 недели до матери ребенка, поскольку молоко кормилицы, которая родила уже много месяцев назад, слишком жирно для новорожденного и трудно для его пищеварения. ... Лучше всего найти кормилицу, которая родила одновременно с матерью ребенка, в таком случае новорожденному пойдет самое свежее и лучшее молоко.

   5. Тело кормилицы должно быть хорошо сформировано и отменного здоровья. Признаки хорошего здоровья: абсолютно чистая, мягкая, эластичная кожа, пронизанная синими жилками, крепкая плоть, живой взгляд, чуткий слух, губы ярко-красной окраски, здоровые, белые, совершенно чистые зубы – в полном количестве, язык с естественными покраснениями, приятно пахнущее дыхание или, еще лучше – вообще без запаха и мягкий голос.... Само собой разумеется, груди кормилицы должны быть совершенны. Отличить это можно, если они в должной мере полны, не слишком плотны и не слишком мягки, достаточно округлы и совершенно эластичны.»

Как правило, матери-дворянки собственных детей не кормили – и не воспитывали. Они просто напрявляли воспитание в должное русло, выбирая воспитательниц, нянек и кормилиц. Поэтому няньки и воспитательницы были зачастую детям ближе матерей. Исключением была, пожалуй, мать Франца-Иосифа, эрцгерцогиня София. Несмотря на давление двора и молодость – она вышла замуж за Габсбурга Франца-Карла в 19 лет – она не позволила отнять у нее право кормить первенца. Дважды в день она кормила Франца-Иосифа, сама его пеленала и не отходила от его постели, если он болел.

Это было неприлично, это был скандал – матери полагалось лишь посещать дитя, а не торчать около него сутки напролет – но когда дело касалось ее убеждений, Софии на приличия было наплевать.

Императрица же Елизавета детей не кормила и особенно за это право не боролась.

После кормилицы на императорскую вахту заступали няньки. Их часто выбирали из дворян. Например, няней Франца-Иосифа была Луиза баронесса фон Штурмфедер. Именно няня была для императорского ребенка тем, чем сегодня для любого обычного малыша – мать. Ее выбирали тщательно – и ей доверяли.

Ведь обучение и воспитание детей кайзера было с самого начала делом политическим. Даже игрушки были не просто игрушками, они имели не только педагогическое, но и политическое значение. Например, паззлы у императорских детей были не простые – а, к примеру, «Гербы самых больших государств Европы».

Баронесса фон Штурмфедер была сторонницей строгого воспитания и закаливания. Она разрушила авторитет придворного врача Малфатти – дети по его настоянию проводили зимы в комнатах дворца, даже проветривание было запрещено, потому что «свежий воздух содержит ядовитые миазмы».

Весь двор был донельзя шокирован, узнав, что она ходит гулять с постоянно болевшим Францем-Иосифом даже в плохую погоду. Но эрцгерцогиня София не позволила сместить баронессу – а наследник, на удивление двору, вдруг перестал болеть.

София в ее материнстве и тут была, пожалуй исключением – если говорить о болезнях. Обычно, если дети болели, матери просто навещали их – а основная забота была делом нянек. Если Франц-Иосиф болел, то мать проводила около его постели все время, ухаживала за ним, не позволяя никому отобрать у нее право заниматься своим ребенком.

Луизу фон Штурмфедер Франц-Иосиф обожал – но в 6 лет его забрали из детской и отправили «к мужчинам». Чтобы вырастить из него настоящего солдата и императора.

Видеться с баронессой ему запретили – а когда братья императора тоже выросли, Луиза получила квартиру в Хофбурге и видела своих любимых воспитанников лишь издали. Дети, которые дико, ужасно скучали по ней, тайно – чтобы родители ничего не узнали – посылали ей письма и подарочки, спуская их с верхних этажей Хофбурга на веревке в ее квартиру. А она в ответ тоже посылала им письма и картиночки – тем же путем.

У Рудольфа и Гизелы такой няней была Леопольдине Нишер. Ноно – как ее называли дети. Она вырастила всех императорских детей и, несмотря на то, что сама была счастлива в браке – что для тех времен было скорее исключением – вынуждена была посвятить жизнь семье кайзера.

Она оставила дневниковые записи и письма – которые замечательно иллюстрируют жизнь Франца-Иосифа и Елизаветы, их характеры и отношения.

Вот, например, в конце мая 1859 года кайзер прощается с семьей, чтобы отбыть к войскам в Италию. «Вчерашний день был очень печальным – во всех отношениях, - пишет мужу Ноно, - после того, как я труднее, чем когда-либо, рассталась с вами и домом, отъезд императора и вовсе обрушил мое настроение ниже нуля. В полодиннадцатого детей позвали вниз, прощаться и я взяла Гизелу на руки, чтобы она еще увидела императора. Он уже собирался уходить, потом развернулся, прошагал через всю комнату, чтобы подойти ко мне. Он протянул мне руку и сказал: «Прощайте!»

Я долго держала его милую руку, целовала ее и обливала слезами. Горе императрицы вообще переходит все границы – со вчерашнего утра она плачет не переставая, ничего не ест и все время сидит в одиночестве, иногда допуская детей до себя... Детям очень нравится в Лаксенбурге, только у Гизелы глаза все время на мокром месте. Вчера вечером она тихо, как мышка, сидела в уголке – с совершенно мокрыми глазами. Когда я спросила, что случилось, она сказала: «Гизела плачет о папочке».

Обратим внимание на это «допускала детей до себя». Именно так – Елизавета была слишком занята собой, чтобы заниматься так, как это делала когда-то София, детьми.

Прибавим сюда еще господствовавшую при дворе педагогическую теорию. Она гласила: родители до того, как ребенок перестанет быть подростком, должны быть как можно дальше от него психологически, чтобы, когда наступят кризисы и метания, когда растущий ребенок начнет сомневаться в авторитетах, они остались «незапятнанными». Авторитет августейших родителей ни в коем случае не должен был пострадать – а поэтому проповедовалась холодность и отстраненность.

Родители при дворе не воспитывали, не заботились – точнее, воспитание и забота понимались иначе, чем десятилетиями позже. Они только выбирали воспитателей – а с ними и «генеральную линию», только принимали основные решения. А настоящее воспитание, настоящая близость – они отношения к родителям не имели.

Именно поэтому совершенно в другом свете видится конфликт между свекровью и невесткой – когда Елизавета поставила мужу ультиматум, потребовав права воспитывать своих детей сама. Не к воспитанию и близости рвалась молодая императрица, ведь проводить все время с детьми она могла и так – это был исключительно вопрос власти и принятия решений. Machtspiel. Борьба за власть – нынешнюю и будущую. Борьба за главенство при дворе – за главенство слова. А не любви.

Остальное время -кормилица. Протсо и сама тоже.

Alga
Чудесно.Спасибо. Да -это вообще известный сюжет "Девушка и Смерть", образ.насколько я понимаю, стал романтизироваться века с 18го.