Разрубленный 3-з-змей! – Клелия вскочила, снова опрокинув бокал, вино пролилось на платье, но пышка была слишком пьяна, чтоб это заметить. – Разрубленный Змей!.. Тебе ни с кем не бббудет так хорошо, кккак со мной! – Девица покачнулась. – Ни сссс кем и никогда…
– За такие слова, милая, придется ответить, – улыбнулся Алва, – причем немедленно.
– Нни сссс кем! – Клелия икнула и, глупо моргая, уставилась на Ворона.
– Уймись! – Ариадна ухватила толстушку за рукав, та вырвалась, свалив блюдо с фрук тами, и вцепилась в рубашку маршала.
– Точно ни с кем? – синие глаза смеялись. – Поклянись.
– Якорь мне в глотку, – неожиданно отчетливо произнесла Клелия <...>
Ворон поднялся и поклонился настолько изысканно, насколько позволяла повисшая на нем «пантерка».
– Мы вас покинем. Ненадолго.
– Нннеттт… Ннннадолго! – Клелия соизволила оторвать физиономию от маршальской рубахи. – Нннавсегда! Он ммой! Я его ввввам не отдам…<...>
Маршал, – рыжая умудрялась одним глазом смотреть на Алву, а другим – на Марселя; обычно она не косила, – маршал, как вам наша Клелия?
– «Как ни с кем» или еще хуже? – уточнила София.
– Как ни с кем, – сообщил Рокэ, отрываясь от налипших на него красоток и принимая бокал. Ариадна охнула, Валме присвистнул.
Визжала Клелия. Закутанная в испачканную то ли вином, то ли кровью простыню толстушка стояла в дверях, и на замурзанной рожице мешались детская обида и недетская злость.
– Иди спать, – резким голосом велела София.
В ответ прозвучало нечто нечленораздельное, и Клелия двинулась вперед. Девица отчаянно пыталась преодолеть расстояние от двери до алатского ковра, на котором расположился Алва с двумя «пантерками», но ей не везло. Сначала Клелию шарахнуло о дверной косяк, потом она все-таки шагнула вперед, но почему-то оказалась на четвереньках у стола. Попыталась подняться, но смогла лишь сесть и разреветься в голос.
Алва вздохнул и снял со своего бедра лапку Латоны.
– Прошу меня простить, возникло дело, не терпящее отлагательства.
– Возникло? – София не собиралась выпускать добычу.
– Точнее, проснулось. – Рокэ ухватил Софию за запястья, и она непостижимым образом оказалась на руках сидевшего в кресле Луиджи. – Между прочим, мое кратковременное отсутствие – не повод отлынивать.
Ворон рывком поставил ревущую в голос дуреху на ноги, обнял за талию и выволок из комнаты. У двери он оглянулся и подмигнул то ли разочарованным пантеркам, то ли капитану Джильди.
<...>
Вы – воплощенное милосердие, – сообщил Валме. – Так как вам малышка Клелия? – Никогда не любил девственниц, – зевнул Алва, – утомляет…
– Девственница?! – Валме задохнулся от возмущения. – Вы говорите, девственница?!
– По крайней мере была таковой. – Рокэ отхлебнул вина и покачал головой: – Впрочем, этого следовало ожидать.<...>
– Рокэ, – капитан Валме с порозовевшим лицом уселся напротив маршала, – если вам не нравилось, за какими кошками вы с ней возились?
– Должен же я иногда делать нечто доброе и возвышенное. – Алва поднялся. – Жизнь состоит не только из удовольствий, но и из жертв. Хватит, господа, собирайтесь, и едем домой.

Рокэ рассеянно наблюдал за беготней, и тут перед ним предстали три женщины. Две постарше и одна совсем молоденькая в черной юбке с алой каймой по подолу. Голову бакранки охватывала вышитая лента, из-под которой на спину падали темные волосы, такие густые, что с успехом могли бы заменить плащ. Старухи что-то лопотали, девушка молчала, смотря на гостя полными надежды глазами. Алва повернулся к Клаусу:
     — Чего они хотят?
     — Ох, монсеньор… Обычай у них тут срамной.
     — Даже так? — поднял бровь Ворон. — Уже любопытно.
     — Ну, короче, девка эта — вдова. И все одно — девка, у бакранов, жабу их соловей, замуж отдают, когда десять сполняется, а жить молодуха с мужем начинает, когда старша́я в доме дозволит. А у этой незадача вышла — мужа седуны прикончили, когда он со стадом за Регалону ходил. Так она, уж простите, ребенка просит. Поверье у них — если баба понесет от чужака, которого больше не увидит, то вроде как ихний Бакра мужа ее на побывку отпустил. Чтоб, стало быть, дело мужское до ума довел.
     — Прелестно. Я не против оказать этой козочке услугу.
     Ворону все же удалось удивить проклятого адуана. Клаус уставился на кэналлийца так, словно видел его впервые.
     — Монсеньор, вы что, взаправду? Она ж того, козлу молится.
     — Но сама ведь не коза, — пожал плечами Рокэ. — Дева недурна собой, а я не имею обыкновения отказывать хорошеньким женщинам в подобной малости. И потом, если этот… Вакра?
     — Бакра, — поправил Клаус, все еще хлопая глазами.
     — Если этот Бакра полагает, что так надо, почему б не улучшить здешнюю породу? В конце концов не иметь бастардов в наше время просто неприлично. Как по-бакрански «да» и «пойдем»?
     — «Олли» и «баймун».
     — Благодарю, полковник. Сударыня, — Алва поклонился бакранке с вышитой лентой, словно герцогине. — Олли, баймун!
     Девушка вздрогнула, в огромных глазах отразился свет очага, а затем на гостей с трех сторон обрушился словесный водопад. Рокэ поднял глаза на Клауса, тот быстро сказал.
     — Благодарят, жабу их соловей, что не побрезговали. Говорят, Великий Бакра не оставит вас своей милостью.
     — Очень мило с его стороны. Без милости Бакры я, несомненно, пропаду.
     Герцог улыбнулся женщине, в ответ та просияла глазами и двинулась в глубь хаблы. Алва пошел следом, но обернулся.
     — Ричард, отправляйтесь на крышу и ложитесь спать.
     — Ох, шальной, — с восхищением произнес варастиец, глядя вслед герцогу

Алва вернулся, когда начинало светать. Герцог двигался очень тихо, но юноша почуял его присутствие, так лошади чуют приближение хищного зверя. Клаус тоже перестал храпеть и что-то тихо сказал, Рокэ в ответ произнес непонятное слово, и оба приглушенно рассмеялись. Это было последнее, что запомнил Дик, прежде чем провалиться в крепчайший сон.
     Когда спустя несколько часов юношу растолкали, Рокэ был на ногах. Черные волосы герцога блестели от воды, в синих глазах плясали кошачьи искры.<...> На выезде из деревни Ричард увидел давешнюю девушку. Ленты на голове у нее не было, но Дик сразу понял, что это она. Бакранка стояла на каменной ограде, ее волосы были заплетены в косу и обернуты вокруг головы, а шея обнажена так, что виднелись ключицы. Рокэ повернулся к Клаусу.
     — Что нужно сказать?
     — Да что всегда ейной сестре говорят.
     — Значит, это не обычай?
     — Какое там! Видать, запали вы ей в душонку-то, вот и вышла проводить. — Видно было, что Клаусу хотелось кое о чем спросить, Дику, если честно, тоже. Алва засмеялся, поднял коня на дыбы и помахал рукой, бакранка рванулась вперед, Дик испугался, что она свалится со стены, но женщина застыла на самом краю, молитвенно сжав руки.