ПРОЛОГ

        Он проснулся еще затемно и вышел из лагеря, пока остальные еще спали. По дороге ему встретилось несколько оленей; когда он приблизился к ним, те подняли головы, потом повернулись и, не издав ни звука, исчезли из виду.
        Херн уже ждал его. Оленьи рога светились в темноте; они словно бы сливались с нависающими над ними ветвями, как если бы могли срастись с деревьями и волшебным образом выпустить листья.
        Херн заговорил:
        – Близится Время волка. Тебе будут явлены знамения: брат сразится с братом; охотник станет добычей; Робин убьет Робина. Будет победа, но будет и поражение.
        Голос замолк. Херн поднял руки в благословляющем жесте и скрылся в темноте, а в Шервуде зазвучали трели птиц, приветствующих восход солнца.

ГЛАВА 1 (4/5)

        Тяжелая повозка, катящаяся по изрытой колеями дороге, скрипела и стонала. Солдаты, едущие рядом с массивными колесами повозки, были охвачены беспокойством и полны дурных предчувствий. Возница щелкал хлыстом и понукал лошадей, которые двигались вперед с явным трудом.
        За повозкой ехал отряд солдат. Они нервничали, потому что начиналась самая опасная часть путешествия, где дорога проходила через огромный Шервудский лес, глухой и таинственный.
        В Шервуде обитала маленькая шайка из отчаянных и решительных людей. Они были разбойниками, а главарем у них был человек, чье имя гремело по всей Англии. Говорили даже, что он бессмертен, что он обладает странными силами, что ему помогают магические существа. Все знали, что он заклятый враг тирании и несправедливости. Его звали Робин Гуд.
        У солдат были все основания для страха. Повозка, которую они охраняли, была нагружена мешками серебряных пенни. Это были налоги, выжатые из бедняков Робертом де Рено, Верховным шерифом Ноттингема.
        Де Рено был безжалостным человеком и изворотливым управляющим, который делал все возможное, чтобы заставить народ заплатить непомерные налоги. За надлежащее исполнение обязанностей шерифа он нес ответ перед королем Джоном. Тем, кто рискнул вызвать неудовольствие короля, зачастую приходилось познакомиться с плахой; куда безопаснее было следить за тем, чтобы он был доволен, а доволен он был, когда получал свои деньги. 
        Арендная плата, налоги на имущество, талья, «подношения» и штрафы – все эти доходы помогли наполнить мешки, которые везли в той самой повозке, катившейся на юг, в сторону Лондона.

* * *

        Первым повозку заметил Мач. Он сидел высоко на ветвях гигантского бука, росшего на самом краю леса. В тот момент, когда со своего наблюдательного поста Мач заметил вдалеке медленно передвигавшуюся процессию, в тридцати футах внизу от него Робин и остальные разбойники готовились к нападению, натягивая тетиву на луки.
        Если дело выгорит, они собирались передать часть серебра в Кроксденское аббатство, монахи которого были праведными людьми, посвятившими себя служению народу – как и шервудские разбойники. Аббат Кроксдена бесстрашно читал проповеди, обличающие железный режим де Рено. Несмотря на то, что шериф был разгневан таким открытым неповиновением, он ничего не мог с этим поделать.
        Никто бы не осмелился обидеть человека, находившегося под защитой самого Папы Иннокентия III. Поэтому аббат продолжал осуждать жестокость шерифа, и тот был бессилен что-либо изменить.
        Мач свесился с дерева, азартно сверкая глазами.
        - Идут! – выдохнул он, смахивая кусочки коры с лица.
        Робин спокойно кивнул. По его плану, разбойники должны были привлечь внимание конной охраны и увести ее вглубь Шервуда, где солдаты потеряли бы преимущество, которое было у них в случае схватки на открытом пространстве. Заманивать всадников в лес выпало Скарлету и Мачу, а остальные разбойники должны были разобраться с пешими сопровождающими повозки.
        Завершив приготовления, шервудцы отделились от пестрой листвы всех оттенков темно-зеленого и бесшумно побежали по высокой траве, которая шелестела и что-то шептала им, цепляясь за ноги. На бегу они растянулись вереницей; Робин слегка опережал остальных. Преодолев склон холма, уходивший наверх, разбойники увидели повозку и охранявших ее солдат; они моментально нырнули в траву, где и замерли, словно кролики, прячущиеся от погони.
        Марион ощущала, как сильно бьется ее сердце. Она боялась, но знала: боится не только она, но и все остальные. Это был контролируемый страх – страх, который обострял инстинкты, позволяя разбойникам реагировать на опасность с молниеносной скоростью.
        Она подумала о своем отце, сэре Ричарде Лифорде. Он уговаривал ее не возвращаться в Шервуд, но сама судьба – и шериф – заставили ее вернуться.
        Ей вспомнилась волшебная ночь, когда стояла полная луна, а погруженный в тени лес был словно соткан из тьмы и серебра. Робин Локсли возложил на ее голову венок из полевых цветов; они вместе преклонили колени перед Херном-охотником, Повелителем леса, и получили от него благословение. Марион ощутила вспышку ненависти к человеку, ставшему причиной смерти Робина.
        Теперь у разбойников был новый вожак – другой Человек-в-капюшоне, избранный Херном-охотником, дабы имя Робин Гуда не ушло в небытие. Херн – старый лесной бог – исполнил древнее пророчество во второй раз и призвал Роберта Хантингдона, чтобы тот исполнил его волю.
        Роберт был сыном графа – одного из самых могущественных людей во всей Англии. Но он подчинился воле Херна и отказался от всего, что должно было ему принадлежать по праву рождения, согласившись собрать и возглавить разбойников и продолжать бороться против тирании.
        Марион слышала пение жаворонков, паривших в ясном утреннем небе. Она подумала о предстоящей схватке, а потом – о зверствах, творящихся в лесных деревнях. О том, как селян ослепляли только за то, что они пытались добыть немного мяса для своих жен и детей; как семьи разделяли на части и продавали их, словно скот. Она видела жестокость служивших шерифу солдат. Всё это укрепило ее решимость: она выбрала жизнь вне закона и поклялась бороться со злом.
        Подняв голову, Марион устремила взгляд в сторону повозки, теперь ясно различимой за зеленым ажуром травы. Она даже слышала скрип колес, топот марширующих солдат и угрожающее позвякивание доспехов. Пора!
        Скарлет и Мач вынырнули из травы и подняли луки, натягивая тетиву, пока оперение стрел, сделанное из перьев дикого гуся, не коснулось их щек.
        Внезапное появление разбойников произвело на охранявших повозку людей эффект колдовских чар, заставив их застыть на месте. Потом на солнце сверкнули две стрелы, устремившиеся к целям. Стрела, пущенная Скарлетом, пригвоздила одного из охранников к повозке; стрела Мача вонзилась в бедро другого солдата. Остальные поспешили укрыться за повозкой и принялись лихорадочно заряжать арбалеты массивными болтами, обладавшими страшной убойной силой.
        Но Скарлет и Мач уже снова стреляли. Мач был перевозбужден и целился слишком торопливо. Его стрела, жужжа, прошла мимо командира конной стражи. Зато Скарлет не промахнулся; удар, нанесенный его выстрелом, был столь сильным, что несчастного солдата, бывшего его целью, выбило из седла.
        Командир охраны развернул коня, приказывая своим людям следовать за ним, и весь отряд устремился в сторону двух разбойников. Робин мрачно усмехнулся: наживка сработала. Все шло по плану.
        Как только Мач и Скарлет увидели скачущих к ним всадников, они бросились бежать, торопясь укрыться в Шервудском лесу. Мчась со скоростью ветра, они быстро преодолели нужное расстояние и растворились в темноте среди деревьев.
        Робин дождался, пока не скроется из вида последний из преследовавших их всадников. Тогда его группа, пригибаясь, двинулась в сторону повозки, и остановилась только в нескольких ярдах от нее.
        Для солдат, охранявших мешки с серебром, одного только вида Робин Гуда – короля Шервудского леса – вдруг возникшего из ниоткуда совсем рядом с ними, было достаточно, чтобы полностью их деморализовать. Они оцепенели от ужаса, узнавая каждого из разбойников поочередно: вот мрачно улыбающийся бородатый великан по имени Малютка Джон со своей верной дубиной; рядом с ним сарацин, которого звали Назиром – весь в черном. Тут же был воинствующий монах – брат Тук, чья тучная фигура резко контрастировала с грациозным силуэтом Марион, целившейся в солдат из лука.
        – Бросайте оружие!
        Робин говорил, не повышая голоса, но арбалеты попадали на землю мгновенно. Солдат не заботило, кому достанется вверенное им серебро; всё, чего они хотели – остаться в живых. Они знали, что будет, попытайся они оказать сопротивление.
        Охрану согнали к деревьям и связали по рукам и ногам. Предоставив их своей судьбе, торжествующие разбойники взяли лошадей, запряженных в повозку с ценным трофеем, за поводья, и направились вглубь Шервудского леса.

* * *

        Тем временем Скарлет и Мач, быстроногие, словно олени, продолжали бежать по лесу. Преследовавшие их всадники не смогли бы поспеть за ними при всем желании: узкие тропинки и густой подлесок всё больше затрудняли погоню; наконец, лошадям пришлось перейти на шаг. Деревья словно сомкнулись, окружив солдат плотным кольцом, и тем начало казаться, что Шервуд взял их в вечный плен.
        Командир проклинал себя за глупость: черт его дернул погнаться за этими блуждающими огоньками – людьми Робин Гуда! Его подчиненные осеняли себя крестом, вспоминая рассказы о драконах, которые, как говорили, водятся за Темным Озером и подстерегают добычу, готовые выскользнуть из укрытия и поджарить людишек заживо.
        Эти и другие жуткие истории о злых духах и чудовищах намеренно распространялись шервудцами, чтобы отбить у преследующих их солдат и лесничих желание углубляться в лес.
        Конные стражники были полностью дезориентированы. Они знали, что находятся во власти разбойников; в любой момент с деревьев мог пролиться смертоносный дождь. Ими овладел страх: их всех могли запросто перебить, даже не показавшись им на глаза.
        Уилл и Мач наблюдали за тем, как несчастные солдаты пробираются через густые заросли. Скарлет бы с удовольствием прикончил их одного за другим, если бы Робин не запретил. Он требовал, чтобы шервудцы избегали ненужного кровопролития: люди не всегда попадали на военную службу по собственному выбору.
        Оставив своих врагов, обреченных блуждать по лесу всю ночь, Мач и Скарлет неторопливо пустились в обратный путь – к лагерю. Они были довольны тем, как все получилось, и по дороге пересмеивались и шутили.
        В Шервуде стояло лето – лучшее время года для разбойников: еды было вдоволь, ночи были теплыми, а пышная растительность служила прекрасным укрытием.
        Из лагеря, разбитого в самом сердце леса, у них был удобный выход на дорогу, где они могли грабить путников, направлявшихся на север, а то, что с самой южной вершины Шервудского леса открывался вид на каменные стены Ноттингемского замка, позволяло им не терять из вида шерифа и его молодого помощника, Гая Гизборна.
        Сэр Гай был военным человеком, и у него не было политических способностей, которыми был наделен его патрон. Но затянувшаяся борьба с Робин Гудом заставила его понять, что одной храбрости и боевых навыков в этом случае недостаточно. Он уже давно понял, что имеет дело с ловким и изворотливым врагом, и что для того, чтобы одержать над ним верх, его нужно перехитрить.
        Гизборн никак не мог взять в толк, с чего Роберту Хантингдону, сыну влиятельного графа, наследнику обширных имений и крупного состояния, пришло в голову связаться с бандой каких-то головорезов.
        Гай был еще ребенком, когда жестокий отец сообщил ему, что он – не его сын. Мальчик рос, ненавидя весь мир, и стал таким же жестоким и безжалостным, как Эдмонд Гизборн. Его постоянно терзал вопрос: кто же его настоящий отец?

* * *

        Возвращавшиеся в лагерь Мач и Уилл внезапно остановились как вкопанные: их носы уловили манящий запах готовящейся еды. До лагеря еще оставалось несколько миль, а они уже изрядно проголодались. Положив стрелы на тетиву луков, они осторожно двинулись к видневшейся впереди прогалине.
        На поляне горел костер, а над ним был подвешен железный котелок, от которого и шел аппетитный пар; рядом с костром стояло кожаное ведро для воды и лежало несколько деревянных мисок. Еда пахла так вкусно, что устоять было невозможно. Убедившись, что вокруг не было ни души, разбойники устремились к котелку.
        – Помираю от голода, – сообщил Мачу Скарлет. – А ты?
        Он взял одну из мисок, зачерпнул ею густое варево из котелка и передал ее Мачу, которому явно не терпелось подкрепиться, и тут же наполнил еще одну миску для себя.
        – От них не убудет, верно? – заметил Скарлет, сглатывая слюну. – Мы ведь еще не скоро доберемся до своих.
        Они захихикали, словно двое мальчишек, ворующих яблоки, и жадно набросились на еду. Похлебка оказалась такой вкусной, что доев, они принялись вылизывать миски. В этот момент откуда-то издали донесся звук колокольчика.
        Озадаченный Скарлет огляделся, но никого не увидел. Потом звук послышался снова, но уже ближе.
        Разбойники вскочили на ноги. К поляне приближались три фигуры: две из них были одеты в грязные белые балахоны, а третья была облачена в потрепанную власяницу, носившую следы неоднократной починки. Вновь пришедшие плелись вереницей, их лица были скрыты глубоко в тени капюшонов, кисти рук и стопы были забинтованы.
        Скарлет воззрился на них с ужасом. Он посмотрел на пустую миску, которую все еще держал в руках, и, содрогнувшись от отвращения, отбросил ее в сторону. Мач был ошарашен: Уилла трясло от страха, его лоб покрылся холодным потом.
        – Прокаженные! – прохрипел Скарлет.
        Он повернулся и со всех ног бросился в лес, не разбирая дороги; Мач бежал следом. Колючки и ветки цеплялись за одежду разбойников, ломящихся прямо через кусты. Скарлет в панике искал какой-нибудь водоем: реку, озеро... Ему срочно нужна была вода! Пот лил с него градом. Мач несся за другом, стараясь не отставать.
        Скарлета чуть не стошнило, когда он вспомнил, что они с Мачем вылизали деревянные плошки начисто. В его ушах все еще звучал зловещий звон колокольчиков.
        Внезапно взглядам бегущих разбойников открылось озеро; они рванулись к нему и с разбега бросились в воду. Скарлет лихорадочно срывал с себя одежду; Мач следовал его примеру, хотя зачем они это делают, толком не понимал. Они плескались и барахтались в неглубоком водоеме, пока не взбаламутили весь ил со дна.
        – Мы ели их еду! – надрывался Скарлет. – Еду прокаженных!
        Мач перестал плескаться.
        – Но с нами все будет в порядке, да ведь?
        – В порядке? – обрушился на него разъяренный Уилл. – В каком порядке??
        – Ты ведь не знаешь, заразились ли мы, – оправдывался Мач, глядя на Скарлета, который снова и снова обливал себя водой.
        – Именно что не знаю! – крикнул тот, приблизив заляпанное грязью лицо, с которого стекала вода, к лицу Мача. – Придется ждать… Ждать несколько недель! Каждое утро – каждое утро, понимаешь? – я буду просыпаться и искать первые признаки болезни!
        – Какие признаки?
        – Мы ели их еду! Из их мисок! – продолжал бушевать Скарлет, игнорируя вопрос Мача.
        – Какие признаки, Уилл? – повторил Мач.
        – И зачем я тебя послушал? – вдруг набросился на него тот.
        – Ты о чем?
        – Это тебе приспичило поесть! Из-за тебя мы ели еду прокаженных!
        Обвинение было несправедливым, и Мач возмутился:
        – Ты же сам это предложил!
        Но Скарлет не слушал его; он уже говорил сам с собой:
        – Все равно что живой мертвец: гниешь изнутри… разваливаешься на куски!
        – Какие куски? – спросил Мач.
        – Такие куски! – рявкнул Скарлет, отчаянно жестикулируя.– Пальцы! На руках и ногах!
        Он сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха; с его подбородка стекала грязь.
        – Так вот: как только я пойму, что заболел, я покончу с собой! Еще не хватало гнить заживо и ходить с колокольчиком, пугая людей!
        Мач вытаращился на Скарлета: самый непрошибаемый человек из их команды – и разнылся, как дитя.
        – А вдруг нам повезет? – сказал Мач, пытаясь приободрить друга.
        – Разве что тебе! – горько отозвался Скарлет. Он повернулся и побрел к берегу. – Мне никогда не везет! Я заразился – точно знаю!
        Он остановился, поднял лицо к небу – наверное, так выглядел Адам, узнавший, что яблоко, которого он отведал в саду Эдема, оказалось запретным плодом – и крикнул что было сил:
        – Почему я? Почему я?

Отредактировано in_love (2021-09-18 14:26:06)

ГЛАВА 2

        В Кроксден направлялись и трое прокаженных, вселивших ужас в Скарлета. Отстав от разбойников на несколько миль, они ковыляли, позвякивая колокольчиками, призванными предупредить встречных прохожих.
        Они прошли мимо группы угольщиков, которые поспешили скрыться в лесу.
        Какой-то лесничий отступил, чтобы пропустить их, и со страхом смотрел им вслед, осеняя себя крестом и моля Господа защитить его от страшной болезни.
        Видели их и брабансонские наемники – злодейского вида бандиты, которые рассчитывали неплохо поживиться, устраивая засады на паломников, направляющихся в Кроксден. Брабансонцы были безжалостными негодяями, обожавшими устраивать погромы и грабеж, и готовыми на все ради денег. Но даже они не грабили прокаженных. Пропустив троих путников, они отправились на поиски более здоровой добычи.
        Неделька выдалась отличная. Захворать ведь мог любой: и бедный, и богатый. Не все паломники были нищими. В аббатство ехали и дворяне, увешанные золотом и серебром, в тщетной надежде купить себе исцеление.
        Брабансонцы только что напали на такую группу и убили всех без малейшей жалости. Сняв с них все, что было ценного, они отволокли тела в лес, на растерзание волкам. Если удача им не изменит, попадутся и другие богатые паломники. Эта мысль подгоняла брабансонцев на пути вглубь Шервудского леса.

        Тем временем отряд внезаконцев беззвучно шел лесными тропами. Скарлет и Мач следовали за ними на расстоянии. Назир был замыкающим.
        Сарацин был удивлен взрывом эмоций, которые ранее настиг Скарлета. Он этого не ожидал. Он был убежден, что смерть человека предопределена. Как это случится или когда – неважно. Он не боялся смерти, пусть даже болезненной. Боль для него ничего не значила, его научили ее переносить.
        Назир видел прокаженных у себя на родине и мог понять отвращение, которое испытывал Уилл. Но страх надлежало держать внутри. Показывать его другим считалось недостойным.
        Вдруг где-то вдалеке закричали. Он побежал вперед, но Робин уже прислушивался. Крик повторился. Кричала женщина – и она явно была в ужасе.

        Робин быстро повел Джона и Назира на звук. Сквозь деревья им открылась картина происходящего: брабансонские бандиты напали на маленькую крытую повозку; рядом с ней уже лежало двое убитых. Шервудцы увидели, как из повозки вытащили служанку и жестоко расправились с ней.
        Расстояние уже позволяло стрелять из лука; три стрелы запели в воздухе. Трое из брабансонцев рухнули на землю, остальные с диким видом заозирались. Увидев, кто их атакует, они кинулись на Робина, Джона и Назира, которые уже побросали луки и приготовились к бою. Назир прыгнул вперед, рассекая воздух двумя изогнутыми саблями.
        Противники сошлись и теперь молча сражались.
        Джон сбил двоих своей дубинкой, а Робин быстро разоружил их вожака и заставил его прижаться к повозке. Тот от страха обливался потом. Ярость, пылавшая в глазах Робина, заставила его просить пощады – пощады, которой он сам никому не давал. Робину пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не расправиться с негодяем на месте.
        – Убирайтесь из Шервуда! – рявкнул он.
        Брабансонец быстро огляделся. Почти все его люди были мертвы или смертельно ранены. На ногах осталось только несколько человек. Деморализованные тем, с какими неистовством и ловкостью сражались внезаконцы, бандиты побросали оружие и отчаянно молили сохранить им жизнь.
        Робин приставил меч к горлу вожака брабансонцев:
        – Я сказал, убирайтесь из Шервуда! Сейчас же!
        Громила вместе с оставшимися в живых бандитами, спотыкаясь, убежали. Робин провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду. Он знал, что в присутствии здесь чужеземных головорезов был виноват король. Король Джон нанял их, чтобы они сражались за него, но с тех пор, как военная кампания закончилась, они невозбранно бродили по Англии и творили бесчинства.

        Из повозки донесся звук рыданий. Джон поспешил откинуть полотнище, закрывавшее вход в повозку. Внутри оказалась женщина с бледным и осунувшимся от болезни лицом.
        Ее глаза расширились от страха, когда Джон протянул ей руку.
        – Все в порядке, - мягко сказал он. – Вы среди друзей.
        Он помог ей выбраться из повозки и встать на ноги. Робин и Назир тоже поспешили на помощь.
        Какой-то миг женщина смотрела на Робина так, словно узнала его. Потом ее вдруг скрутил резкий приступ боли, но она быстро справилась с ним и выпрямила спину. Внезаконцы поняли, что в хрупком теле этой женщины обитает неукротимый дух. Они умели оценить настоящее мужество.
        Она снова посмотрела на Робина с озадаченным видом.
        – Кто вы? – прошептала она.
        – Он – Робин Гуд, – мягко ответил Джон.
        Женщина отпрянула с испуганным вздохом.
        – Не бойтесь, вам ничего не грозит, – заверил ее Робин, улыбнувшись.
        – Мы не причиняем вреда женщинам, – прибавил Джон.– Я – Малютка Джон, а вот этот зловещего вида парень…
        Назир перебил его:
        – Назир Малик Камаль Иналь Ибрагим Шамс ад Дуала Ваттаб ибн Махмуд, – сказал он с поклоном.
        Незнакомка, тронутая его учтивостью, улыбнулась ему.
        – Это имя или целая родословная? – пошутила она, а потом нерешительно произнесла что-то по-арабски.
        Теперь уже Назир улыбался.
        – «Истинные друзья познаются в беде», – перевел он своим друзьям.
        Женщину скрутил новый приступ боли, и она с трудом хватала ртом воздух. Поддерживающие ее шервудцы с тревогой переглянулись. Они видели страдание в ее глазах, но ничем не могли ей помочь.
        – Ничего, ничего! – выдохнула она, заставляя себя игнорировать боль. – Мой старый недруг застал меня врасплох. Устроил засаду, – она заставила себя улыбнуться. – У нас с ним битва. Я сопротивляюсь, – в ее легком и шутливом тоне не было и намека на жалость к себе.
        – Куда вы направлялись? – спросил Робин.
        – Посмотрите на меня, – ответила она просто.
        Всем было понятно, что она держала путь в Кроксден.
        Робин заявил, что дальше она поедет под их защитой. Назир привел остальных шервудцев, и они молча похоронили погибших.

        Леди долго молилась у могил своих слуг. Ее спокойствие и мужество пристыдили Скарлета, хотя они с Мачем все еще держались поодаль от остальных.
        – Кто она? – спросил он.
        Мач пожал плечами.
        – Она не хочет себя называть.
        Горечь копилась у Скарлета внутри, и в конце концов он практически ощутил ее желчный вкус у себя на языке.
        – Да какая разница, – буркнул он. – Из-за нее я чувствую себя дураком.
        Мач воззрился на него с удивлением. Что он имеет в виду?
        – Она умирает и знает это, – продолжал Скарлет. – Она сумела с этим смириться, а я не могу.
        – Слушай, Уилл…
        – Не говори, что я не заразился! Заразился, я знаю. И не могу с этим смириться. Не могу!
        Скарлет отвернулся.

        Леди закончила молиться. Бросив последний взгляд на могилы, она медленно, с трудом добрела до повозки. Марион и Джон помогли ей забраться внутрь.
        «Как странно, – думал Робин, – что она не желает назвать себя. С чего бы ей скрывать свое имя?» Он вспомнил, как пристально она смотрела на него, когда они только встретились — словно узнала его.

        Когда день начал угасать, они все еще не добрались до Кроксдена, поэтому разбили лагерь и развели костер. Марион постаралась устроить бедную женщину как можно удобнее, но теперь боль терзала ее все чаще. Во время очередного приступа она схватила Марион за руку и попросила, чтобы к ней позвали Тука.
        Тук сразу все понял и поспешил к повозке. Он догадывался, зачем его зовут.
        Забравшись в повозку, монах уселся рядом с женщиной. Ее глаза потемнели от мучительной боли, а дыхание было резким и неровным. Спустя какое-то время ее дыхание выровнялось, и она обхватила руку доброго разбойника своими ладонями.
        – Я... должна... должна... исповедаться, – прошептала она.
        Туку было неловко; он попытался объяснить, что, возможно, его отлучили от церкви и, если так, он не имел права исповедовать и отпускать грехи. Он предложил ей попробовать заснуть; утром они будут в Кроксдене.
        Но леди умоляла его. Ее «недруг» становился все сильнее, и у нее было очень мало времени.
        Тук решился. Женщина умирала; какое у него было право ей в чем-то отказывать? Если исповедь поможет ей облегчить душу, он выслушает.
        – Милость Божья бесконечна, - мягко сказал он, надеясь придать ей сил.
        Его присутствие, казалось, укрепило ее. Она сделала глубокий вдох и теперь лежала молча, прислушиваясь к негромким голосам снаружи, где внезаконцы переговаривались у костра. Мотыльки, которых влекло пламя свечи, беспомощно порхали внутри повозки. Она чувствовала себя одинокой, но присутствие Тука приободряло ее.
        – Я – Маргарет Гизборн, – тихо сказала она, – мать вашего врага, сэра Гая Гизборна. Вот почему я вам не говорила, кто я.
        Ее глаза заблестели от слез; она отвернулась от Тука, и из ее груди вырвалось рыдание.
        Тук ждал. Теперь было понятно, почему она не желала себя называть.
        – Моя жизнь была ложью, – сказала леди Гизборн. – Когда я была молоденькой девушкой, я влюбилась. Но отец уже решил выдать меня за Эдмонда Гизборна. Считалось, что необходим политический союз между нашими семьями. Я была лишь пешкой в какой-то сложной игре, которой я не понимала. Мои чувства никого не интересовали.
        Тук кивнул: знакомая история. Очень редко девушки, особенно девушки высокого происхождения, могли как-то повлиять на то, за кого их выдадут замуж.
        – Я старалась быть Эдмонду хорошей женой, – продолжала она, – но он внушал мне страх. У него был бешеный нрав. Он легко выходил из себя и думал только о своих желаниях. Иногда я думаю, родись у нас тогда ребенок, все могло быть иначе. Но ребенка не было, и он винил в этом только меня. Моя жизнь стала невыносимой, мы с ним отдалились друг от друга. Он редко говорил со мной, а когда все-таки говорил, его слова были грубыми и злыми. Он уезжал — иногда на несколько месяцев. Наконец, он стал крестоносцем и отправился в Святую землю с королем Ричардом.
        Леди Гизборн подавила крик боли. Когда спазм прошел, она, видимо, опасаясь, что у нее осталось очень мало времени, поспешно продолжила свой рассказ.
        – Я с ужасом ждала его возвращения. И я даже... …да простит меня Бог! ...желала ему смерти! И вот однажды утром, светлым декабрьским утром, прибыл гонец, и я узнала, что мое греховное желание сбылось, – леди Гизборн сжала руку Тука. – Я не могла оплакивать его. Я пыталась, но в моем сердце уже наступила весна. Я была свободна.
        Она замолчала. Ее лицо вдруг осветилось воспоминаниями о былом счастье, и Тук легко представил себе, как красива она была когда-то.
        – В апреле ко мне пришёл мой возлюбленный и мы тайно обвенчались. Мы надеялись, что однажды его отец примет меня. Но он пожелал связать свой знатный род с другим, используя сына так же, как когда-то использовали меня.
        – Наше счастье было недолгим. Судьба посмеялась над нами. Оказалось, что Эдмонд жив! Он не погиб, а лишь попал в плен.
        Леди Гизборн снова замолчала.
        Тук молча сидел рядом. Он знал, что лучше не перебивать, и терпеливо ждал продолжения.
        – Когда Эдмонд вернулся в Англию, я уже носила ребенка. Что еще мне оставалось, кроме как молить его о милости и прощении? Но он так и не простил меня. Он вымещал на мне злобу, и в конце концов я начала бояться за жизнь моего еще не рожденного малыша. Снова и снова он пытался заставить меня открыть ему то, что он хотел узнать больше всего на свете: имя моего любимого.
        Леди Гизборн задрожала, молча сражаясь с болью. Она отчаянно вцепилась в руку Тука, и он склонился ближе к ней. Медленно, словно огромная темная волна, боль снова отступила, и леди Гизборн улыбнулась Туку.
        – Вы даете мне силу! – прошептала она.
        Но Тук знал, что силу ей давало ее собственное мужество.
        – Эдмонду пришлось принять ребенка как своего, ведь если бы открылась правда, пострадала бы его честь. Гай рос, окруженный ненавистью. Эдмонд редко обращался к нему, разве что в гневе. Иногда он жестоко избивал его безо всякой причины. Он с ним такое творил, что и сказать страшно. Сколько раз Гай прибегал ко мне и плакал: «За что он так меня ненавидит, мама? За что?»
        – А потом Эдмонд сказал ему, что он не его отец.
        Леди Гизборн замолчала, вспоминая боль, терзавшую ее душу в тот день. С тех пор минуло много лет, но память была разверстой раной, которая не хотела заживать.
        – Гай больше никогда ко мне не приходил, – сказала она. – И смотрел на меня теми же глазами, что и на Эдмонда: холодными, чужими, жестокими. Это была моя вина.
        – Нет, – тихо возразил Тук, – это была вина Эдмонда.
        Но она не слушала. Она блуждала в мире жутких воспоминаний, из которого ей было не вырваться.
        – А настоящий отец знает, что у него есть сын? – спросил Тук.
        Он покачала головой.
        – Он получил графство после смерти своего отца – вскоре после рождения Гая. А потом он женился. Было уже поздно сообщать ему. Настоящий отец Гая – граф Хантингтон.
        Тук был потрясен, но и виду не подал.
        – А Гай об этом знает? –  спросил он наконец.
        Леди Гизборн покачала головой.
        – Было бы только хуже! У графа есть наследник.
        Тук лихорадочно соображал. Наследник, да. Но леди Гизборн не знала, что этот наследник – Робин Гуд!
        Гай Гизборн – его злейший враг – оказался его единокровным братом!

Отредактировано in_love (2022-08-16 01:34:08)

ГЛАВА 4

        Несчастные Мач и Скарлет по-прежнему сидели под деревьями. Мачу уже надоели бесконечные стенания Скарлета, и он начинал терять терпение. В конце концов, это ведь было не точно, что они заразились, и все же Скарлет ныл и ныл, как перепуганный ребенок.

        Услышав тихое позвякивание колокольчика, Скарлет обернулся и указал на трех прокаженных, ковылявших через лес. Двое из них были одеты в белое, а третий – в балахон из мешковины! Всполошившиеся разбойники сразу вспомнили, где видели их раньше – это впечаталось им в память.

        – Они приходили в аббатство, –  прошептал Мач.
        – Они ведь не излечились, так? – усмехнулся Скарлет. – Они все еще прокаженные. Для них чуда не случилось!

        Зловещее позвякивание постепенно смолкло, его последние звуки развеял ветер. И тут над окрестностями разнесся звон большого кроксденского колокола, призывавшего верующих на молитву.

* * *

        Аббат Мартин с монахами, за которыми следовала толпа паломников, входили в здание церкви, когда к ним, покачиваясь, подошел монах из часовни святого Кирика, которого ударил Гизборн. Он был оглушен, и у него шла кровь.

        – Святотатство! – простонал он.
        – Святотатство! – разлетелось по серым стенам.

        Поспешив в часовню, они обнаружили леди Гизборн лежащей там же, где она упала. Аббат Мартин опустился рядом с ней на колени и, обняв за ее плечи, приподнял. Ее глаза распахнулись. Она шепотом рассказала ему, что это Гай похитил крест, и что он и двое его помощников притворялись прокаженными.

        Робин побелел от ярости. На этот раз Гизборн дорого заплатит за совершенное им злодеяние!

        – Мы найдем их, милорд, – тихо сказал он. – Крест будет возвращен вам, даю слово.

        Услышав его голос, леди Гизборн обратила взгляд на Робина и попросила аббата оставить их ненадолго наедине.

        Остальные разбойники отошли за пределы слышимости, и теперь помогали монахам сдерживать напор паломников, столпившихся у входа в часовню.

        Робин опустился на колени рядом со страдающей женщиной.

        – Не зря твое лицо показалось мне знакомым, когда мы только встретились, – прошептала она. – Теперь я знаю, почему. Ты так похож на своего отца! И так не похож на другого его сына, – добавила она медленно. – На сына, которого он подарил мне.

        Робин молча воззрился на нее. Полный смысл ее слов дошел до него лишь через несколько мгновений. Она действительно хочет сказать, что Гай Гизборн – его единокровный брат?!

        – Пусть Тук расскажет тебе все, – произнесла она таким слабым голосом, что Робину пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать.

        Он поднялся; его голова все еще шла кругом от того, что он узнал. Тук внимательно смотрел на него, но ничего не сказал. По выражению лица Робина добрый монах понял, что леди Гизборн открыла ему свою тайну. Остальные разбойники собрались вокруг них, глядя на своего вожака с любопытством.

        – Чего ждем? – прогремел Джон.

        На мгновение Робина охватило желание все им рассказать. Но какое-то шестое чувство заставило его промолчать – по крайней мере, пока. Это было личным делом, несмотря на то, что в конечном счете влияло на них всех. Примут ли они его как своего вожака, если узнают, что их враг – его брат? Его цель ясна: выследить Гая и вернуть крест.

        Бросив последний взгляд на леди Гизборн, он дал знак своей команде выдвигаться из аббатства.

        По пути к лесной дороге ему вспомнилось пророчество Хэрна: «Брат сразится с братом». Он мрачно улыбнулся и подумал: интересно, как бы отреагировал Гизборн, узнав о своем родстве с Робином Гудом?

***

        Внезаконцы дошли до того места, где оставили Мача со Скарлетом. Те по-прежнему ждали под деревьями.

        – Не подходите! – зарычал Скарлет, вытаскивая меч.
        – Гизборн приходил в Кроксден, – поспешно сказал Робин. – Он и двое его людей были переодеты в балахоны прокаженных. Они выкрали крест святого Кирика!
        – Одеты в балахоны прокаженных? – медленно повторил Скарлет. – И их было трое? Ты уверен?
        – А мы их только что видели! – возбужденно крикнул Мач. Он указал в сторону леса: – Они пошли вон туда! – Он посмотрел на Скарлета. – Это же были те самые, чью еду мы ели, да, Уилл?
        – Значит, чудо все-таки случилось, – ухмыльнулся Джон. – Похоже, вы излечились!

        Внезаконцы расхохотались, и Скарлет начал чувствовать себя очень глупо.

        – Я убью Гизборна, – медленно сказал он.– Убью его голыми руками!
        – Нет, – твердо возразил Робин. – Я сам с ним разберусь!
        – Разберешься? – повторил Уилл. – Как это понимать?
        – Гизборн – мой, – тихо сказал Робин.

        Скарлет медленно кивнул, его губы скривились в презрительной усмешке:
        – Ты не хочешь его убивать, так ведь?
        – Я никого не хочу убивать, – быстро поправил его Робин.

        Скарлет с хриплым смехом потряс кулаком:
        – Возвращайся в Хантингтон! А наше дело – убивать. И мы это умеем. Особенно я.

        Дрожащий от ярости, он придвинулся ближе, почти угрожая Робину:
        – Сказать тебе кое-что? – крикнул он. – Я знаю, почему ты его никогда не убьешь.
        – Скажи, – спокойно ответил Робин.
        – Потому что ты – такой же.

        Его слова изумили Робина. Неужели Скарлет знает его тайну?!

        – Нет, конечно, ты – графский сын, а Гизборн только рыцарь, так? – продолжал Скарлет. – Но растили вас одинаково. Вы с ним одним миром мазаны. Вот почему ты его не убьешь. Ты не сможешь.

        Робин вздрогнул. Скарлет инстинктивно попал в точку.

        – Ясное дело, ты в этом не виноват, – великодушно продолжал Скарлет. – Ты же не выбирал, кем родиться. Тебе и не надо его убивать, это сделаем мы. Правда, парни?

        То, что говорил Скарлет, звучало разумно, и большинство сокомандников его поддержали. На стороне Робина остались только Марион и, конечно, Тук.

        – Хорошо, Уилл, он твой, – сказал Робин, словно сдаваясь.

        Это удивило всех, даже Скарлета. Он заколебался, озадаченно глядя на Робина.

        – Раз хочешь его убить, – продолжал Робин, – тебе лучше пуститься в погоню.

        Товарищи послушали его, и без дальнейших споров скрылись в лесу. Он проводил их взглядом и улыбнулся про себя. Гизборн вряд ли мог не заметить их у аббатства, и было крайне маловероятно, что он рискнет пойти через Шервуд, да еще пешим. Была и другая дорога, и что-то — возможно, Хэрн — говорило Робину, что Гизборн выбрал именно ее.

        – Его путь лежит по реке, – сказал он Марион и Туку. – По Тренту.

        Робин вынул Альбион из ножен и долго всматривался в мистические руны, выгравированные на его блестящем лезвии. Никто не знал, сколько лет этому мечу. Альбион был одним из семи мечей Вейланда, он был выкован магическим способом. Хэрн передал его Робину Локсли, когда тот стал Человеком-в-капюшоне. После его смерти меч хранился у Марион, пока Хэрн не избрал Роберта Хантингтона, чтобы продолжать дело Робина Гуда.

        Отражение солнечного света от меча на мгновение ослепило его – и в этот же миг он понял, что Гизборн направляется к Эйблторпскому парому.

        – Нам никогда их не догнать, – сказала Марион.
        – Они идут пешим ходом, – ответил ей Робин. – Для Гизборна это непривычно, а для нас – наоборот. К тому же, у него с собой тяжелая ноша – крест. Мы выйдем к Тренту ниже Эйблторпа и подстережем его, когда он будет сплавляться по реке.

* * *

        Пока Робин вел Марион и Тука к реке, остальные шервудцы прочесывали лес. Назир с его цепким взглядом вел их по следу, оставленному ворами, до тех пор, пока не заметил нечто, что его озадачило. Он опустился на колени и осмотрел землю еще внимательнее, задумчиво почесывая бороду. Остальные столпились вокруг него. Найдя ответ, Назир встал и объяснил своим товарищам: теперь они преследуют только двоих.

        Никто не мог перемещаться по Шервуду с такой же скоростью, как Робин и его банда. Они делали это не только быстро, но и почти бесшумно – со скоростью и скрытностью волков.

        Вскоре они заметили впереди грязные белые балахоны. Обойдя по сторонам, они окружили переодетых путников, а затем выпрыгнули на дорогу, преграждая им путь.

        – Вы, значит, прокаженные, да? – прорычал Скарлет.

        Подручные Гизборна поняли, что их раскусили. Они откинули капюшоны и приготовились сражаться. Скарлету только того и надо было. Весь его накопившийся гнев взорвался. Яростно взревев, он бросился на них. Назир не отставал от него.

        Сражение было недолгим. Назир, действуя с холодной безжалостностью, быстро расправился со своим противником. Скарлет, несмотря на свой гнев, просто разоружил своего. Затем, приперев его к дереву, схватил за горло и бил головой об ствол, пока тот едва не потерял сознание. Осоловелый и до ужаса перепуганный, он быстро выложил Скарлету все, что тот хотел знать.

        – Сэр Гай отправился по реке, – простонал он. – По ней он думает добраться до самого Ноттингема.

* * *

        Эйблторпский паром представлял из себя ветхий плот с деревянным ограждением по бортам. Восемь раз в день его перемещали с одного берега реки на другой два хмурых паромщика при помощи шестов. В остальное время они ловили рыбу, надеясь заработать на ней сколько-нибудь лишних пенни. Они были братьями, но не разговаривали друг с другом уже несколько лет. Не то чтобы они враждовали – нет, им просто не о чем было говорить. Это было неудивительно, ведь они никогда не выезжали за пределы Эйблторпа, а главное – не собирались этого делать. Они родились в Эйблторпе, женились в Эйблторпе, и были намерены там же и умереть.

        Они были так увлечены рыбалкой, что не сразу обратили внимание на звон колокольчика прокаженного. Когда они наконец оглянулись, Гизборн уже ковылял к плоту. Их интерес к рыбалке сразу испарился, и с криками ужаса они попрыгали в реку.

        Гизборн мрачно улыбался, забираясь на плот и укладывая на нем сверток с реликвией. Личина прокаженного облегчала ему дело.

        Пользуясь шестом, он оттолкнул плот от берега и позволил ему плыть по течению. Впереди у него было еще двадцать миль, но спешить было некуда. Врагов он перехитрил. А если Робин Гуд поймал в Шервуде его людей и убил их – тем лучше, не придется им платить. Он уже предвкушал, как преподнесет крест святого Кирика шерифу.

        Плот приближался к узкому месту реки, где буйно разрослась ива, чьи длинные тонкие ветви полоскались в воде.

        Вдруг откуда-то сверху на плот запрыгнул Робин с мечом в руке. От внезапности его появления Гизборн чуть не свалился в реку, но быстро собрался и выхватил меч из складок своего драного балахона.

        Марион и Тук с тревогой наблюдали за схваткой с берега. Внезапный крик заставил их обернуться. Скарлет с остальными разбойниками неслись на них через заросли камышей.

        Гизборн тоже их заметил, и это его сгубило: мгновением позже Робин разоружил его. Ругнувшись, он прыгнул в реку и быстро поплыл к другому берегу.

        Крест был спасен, и Робину оставалось лишь вернуть его к Кроксден.

        Но он не принял в расчет Скарлета.

        Поняв, что Гизборн сейчас уйдет, Уилл бросился в воду и поплыл за ним. Он был разъярен и жаждал мести.

        Игнорируя крики Робина, Скарлет выбрался на берег и бросился в погоню за врагом, горя жаждой убийства. Его унижение можно было смыть только кровью – кровью Гизборна.

        Бегущий впереди него Гизборн запыхался, и остановился, чтобы перевести дух. Он оглянулся и увидел, что Скарлет не отстает. У Гая был хороший стимул продолжать бежать: его преследователь был вооружен, а он – нет.

        Скарлет был твердо намерен не терять врага из вида. Впереди была крутая скала; меж камней шла тропа наверх. Он увидел, что Гизборн, добежавший до тропы, начал карабкаться. Какие-то мгновения спустя он исчез.

        «Попался!» – подумал Скарлет.

        Он подбежал к подножью скалы и посмотрел наверх, где вилась крутая и узкая тропа. Гизборна нигде не было.

        – Я убью тебя! – крикнул Скарлет. Он выхватил меч из ножен и полез наверх. Потревоженные им камни прыгали и стучали по тропе позади него.

        На полпути к вершине он остановился, чтобы отдышаться и стереть жгучий пот, щипавший глаза. В этот момент Гизборн выскочил из своего укрытия и огрел его тяжелым камнем по голове. Скарлет повалился на землю и остался без движения.

        Гизборн схватил его меч и собирался было прикончить его, когда вдруг понял, что побежденный разбойник будет куда полезнее ему живым.

Отредактировано in_love (2022-10-18 17:05:28)

ГЛАВА 6

        Несмотря на то, что в Шервудском лесу разбойники были в относительной безопасности, они никогда не оставались в одним месте надолго. Очень уж много лесничих работало на шерифа. Мало кто отказался бы от кровавой цены, назначенной за голову разбойника.
        Не все жители деревень, расположенных у леса, были настроены дружественно по отношению к разбойникам. Некоторые из них демонстрировали открытую враждебность и боялись соседства с такими бунтарями, ведь оно означало частые визиты Гизборна с солдатами. Такие визиты не сулили ничего хорошего. Поэтому, когда в деревне появлялись люди шерифа, разыскивающие разбойников, жители считали виноватым Робина.
        И все-таки для большинства людей Робин и его команда были возможностью получить помощь в трудной ситуации и отмщение за несправедливость господ. Сервы – рабы, привязанные к земле, которые гнули спину в полях от рассвета до заката, – никогда бы его не предали. Несмотря на это, Робин доверял далеко не всем. Цена, назначенная за его голову и за головы его сокомандников, была слишком соблазнительна. Каждая смелая вылазка несла с собой опасность гибели. Они никогда об этом не забывали, зная, что их жизнь и смерть зависят лишь от каприза судьбы.
        Иногда они спускали пар, затевая шумную возню: дрались врукопашную или на дубинках, пробуя свои силы и сноровку в борьбе друг против друга. Такие «шервудские турниры», как их однажды назвал король Ричард, служили сразу двум целям: помогали расслабиться и поддерживали молниеносную скорость реакций.
        Однажды они устроили состязание на копьях. Каждый по очереди становился то лошадью, то ездоком. На Марион, избранную Королевой турнира, была возложена невыполнимая задача: следить за тем, чтобы все играли по-честному. Правила были простыми. Целью игры, как и в настоящем турнире, было сбить рыцаря-соперника с лошади. В роли копий выступали дубинки, концы которых были обмотаны тряпками, а щитами служили корзины.
        Мач вскарабкался на широкие плечи Тука и приготовился сражаться. На другом конце поляны – Скарлет, лошадь которого изображал Робин. По сигналу Марион рыцари выставили копья и бросились в атаку. Оба промазали. Их «лошади», не сумевшие остановиться, пролетели мимо друг друга, и теперь разворачивались, чтобы снова броситься вперед.
        На этот раз копье Мача скользнуло по копью Скарлета и ударило его в плечо, заставив «рыцаря» вместе с «лошадью» повалиться на землю.
        – Мы победили, победили! – взахлеб кричал Мач.
        – Конечно, победили, – отозвался Тук, отдуваясь. – Твоя лошадь лучше!
        Мач съехал на землю, Скарлет и Робин расцепились. Участники «турнира» собирались поменяться местами, но тут их внимание привлек Малютка Джон, который возвращался с рыбалки. Рядом с ним шла Мег из Уикема.
        Мег – деревенская девушка с всклокоченными волосами – была влюблена в Малютку Джона. Он частенько ходил рыбачить рядом с Уикемом, чтобы иметь возможность повидаться с ней. Хотя Робин и его товарищи симпатизировали Мег, и в прошлом она рисковала жизнью, чтобы помочь им, ее дружба с Джоном тревожила их.
        У шерифа были веские основания не доверять жителям Уикема. Ему было известно, что деревенский староста Эдвард несколько раз помогал разбойникам, и только страх того, что месть Робина будет быстрой и ужасной, удерживал де Рено от жестокой расправы. Гизборн выступал за то, чтобы сжечь Уикем дотла и продать обитателей деревни другому хозяину, но деревня относилась к королевским владениям и была, таким образом, собственностью короля. Кроме того, шериф знал, что уикемцы трудятся не покладая рук, и плоды их трудов помогают содержать солдат короля Джона.
        И все же за жителями деревни велась постоянная слежка. Эдвард знал, что в Уикеме были шпионы. Дружба Мег с Малюткой Джоном делала разбойников уязвимыми. Стоило Гизборну узнать об этом, и ее жизнь – как и их жизни – была бы в опасности.
        Скарлет уставился на Джона, передававшего улов Туку.
        – А она здесь зачем? – резко спросил он.
        Джон взял Мег за руку.
        – Она здесь, потому что она со мной, – спокойно ответил он. Потом он повернулся к Робину: – Мы должны вам кое-что сказать. Мы хотим пожениться.
        Разбойники уставились на Джона с недоверием. Прошло некоторое время, прежде чем кто-то решился заговорить. Как всегда, молчание было нарушено Скарлетом.
        – Ты что, свихнулся? – рявкнул он.
        – Я люблю его, Уилл, – заявила Мег, решительно вскидывая подбородок.
        Скарлет не обратил на нее внимания.
        – Это она тебя окрутила?
        Джон покачал головой. Он начинал злиться.
        – Конечно, она, – продолжал Скарлет, – а ты у нас такой…
        – Заткнись, или я тебя заткну, – сказал Джон.
        Для Скарлета это было достаточно. Он тут же отцепил ремень с мечом и приготовился драться.
        Робин шагнул между ними, и через пару мгновений Уилл отступил.
        – Мег не может остаться с нами, – прямо сказал Робин Джону.
        – Она и не собирается. Я заберу ее в Хатерсидж, – ответил великан.
        Скарлет с отвращением отвернулся. Остальные были слишком ошарашены, чтобы что-то сказать.
        – Я знаю, вы думаете, что это я виновата, – с несчастным видом сказала Мег, – но это не так. Просто Джон любит меня, а я его, правда, Джон?
        – Да, милая, ты же сама знаешь, – ответил гигант.
        Все знали, что если уж Джон что-то решил, его очень трудно отговорить. Но мысль о том, что придется потерять человека, который всегда был так ему близок, печалила Робина.
        – Ты не можешь так с нами поступить, Джон. Ты нужен нам, – тихо сказал он.
        – И Мег тоже, – возразил Джон.
        Скарлет снова подступился к нему:
        – Знаешь, что я думаю?
        – Не вмешивайся, Уилл! – осадил его Робин.
        Он знал, что никакие слова не помогут переубедить Джона. Им придется просто принять его решение. Поэтому он протянул Джону руку, и тот охотно ее пожал.
        – Мы не можем заставить тебя остаться. Ведь не можем? – сказал Робин. – Да защитит тебя Хэрн. Иди с миром.
        Всеобщая неловкость растаяла. Марион шагнула вперед и молча обняла сначала Джона, а потом Мег. Она очень тепло относилась к подруге Джона, и они частенько болтали.
        – Ведь ты нас не забудешь, Джон? – сказал Мач. Он вспомнил о тех временах, когда они с Джоном вместе пасли овец на холмах над Хатерсиджем, и его глаза наполнились слезами.
        – Нет, – мягко ответил Джон, – я никогда вас не забуду. Как я могу? Вы всегда со мной. Вы все.
        Назир, по своему обыкновению, ничего не сказал, но крепко пожал Джону руку и взглядом пожелал ему удачи.
        Потом вперед вышел Тук. По его щекам текли слезы, но он вытер глаза и благословил Джона и Мег.
        Скарлет стоял, повернувшись к ним спиной. Он считал, что Джон предает их, и винил в этом Мег.
        Но Джон не мог уйти, не попрощавшись. Он подошел к Скарлету и положил руку ему на плечо.
        – Уилл, – тихо позвал он.
        Какое-то время тот не отвечал. А потом вся злость у Скарлета словно куда-то схлынула. Он обернулся и посмотрел Джону в глаза. Ни один из них не мог выговорить и слова. Они сражались плечом к плечу и вместе голодали, им приходилось бороться с самой смертью, и побеждать, они ссорились, и смеялись над одним и тем же. Они были братьями по оружию, и эту связь не могло разрушить ничто.
        – Береги себя, Джон, – сказал Скарлет с улыбкой, и они обнялись.

* * *

        Тем временем на расстоянии нескольких миль от них в ветхой лачуге, окна которой выходили на Уикем, Безумная Мэб кормила своих свиней.
        Она была одета в бесчисленные слои рваной и истрепанной одежды, свисавшей с ее тела, как почерневшие листья. Ее длинные волосы были грязными; стопы, замотанные в куски мешковины, походили на два свертка тряпья, на них также запеклась грязь. В этом не было ничего удивительного, потому что все вокруг нее было грязным.
        Она жила со свиньями, и отдавала всю свою любовь им. Людей она не жаловала. Она так давно общалась только со своими свиньями, что и сама вела себя почти как они: похрюкивала и рыла землю вместе с ними, и говорила с ними так, словно они все понимали.
        Жители Уикема не навязывали ей своего общества. Это они прозвали ее Безумной Мэб. Никто не знал, кто она на самом деле и откуда приехала. Ее безумие казалось очевидным, но она была совершенно безобидной. Никто к ней не лез, а деревенским детям сказали, что она ведьма, и те ее тоже не изводили. Они были уверены, что ее свиньи были когда-то людьми, которые ей досаждали – вот почему она и превратила их в свиней.
        Так и получилось, что Мэб со свиньями никто не трогал. Ее любимца – маленького черного поросенка – звали Раттеркином. Она могла целыми часами сидеть, держа Раттеркина на коленях и тихо напевая ему что-то, словно он был ребенком. Иногда он сбегал в лес, и тогда Мэб начинала страшно волноваться и бродить по зарослям кустарников, зовя его по имени. Он всегда возвращался, и она строго выговаривала ему, что нельзя быть таким шалуном, и грозилась отправить его спать без ужина, если только он снова сбежит.
        Мэб как раз стращала Раттеркина наказанием, когда послышался стук копыт – к ее лачуге приближались какие-то всадники.
        Она опустила поросенка на землю, и он убежал к остальным.
        Мэб выглянула из-за дверного проема и увидела богато одетого дворянина в сопровождении двух конных солдат. Рядом с лошадью дворянина суетился человечек с крысиным лицом, который возбужденно указывал на лачугу.
        Мэб отошла от двери и встала на четвереньки. Расталкивая свиней, она пробралась между ними к дыре в задней стене лачуги. Протиснувшись через нее, она спряталась в зарослях папоротника, откуда она могла наблюдать за нежеланными гостями, оставаясь для них невидимой.
        Всадники спешились. Человечка, который привел их сюда, звали Уолтер Клаут. Это был местный бейлиф. Он жил в Уикеме и следил за всеми по поручению шерифа. Его никто не любил: все знали, что он шпион. Эдварду приходилось быть с ним очень осторожным.
        У сующего свой нос в чужие дела бейлифа был крупный и свирепый мастиф. Он нарочно обращался с ним плохо, часами держал его на цепи, чтобы тот озлобился. Бейлиф любил важно расхаживать по деревне с собакой на поводке. Пес натягивал поводок и рычал на всякого, кто подходил слишком близко. На ночь Клаут сажал его на цепь у входа в дом. Втайне он и сам его боялся.
        Клаут подкрался к лачуге и заглянул внутрь.
        – Она там? – спросил дворянин.
        – Нет, милорд, – ответил Клаут.
        Лорд приказал своим людям найти Мэб и, пригнувшись, зашел в хижину вслед за Клаутом. Запах, стоявший внутри, был невыносим, и он прижал к носу платок.
        – Она – то, что вам нужно, лорд Эдгар, – сказал Клаут. – Подходит для вашей цели, как никто другой.
        Лорд Эдгар улыбнулся и поднял большой железный котелок, в котором готовили еду.
        – Видите, мастер Клаут, — ее котел!
        Клаут угодливо хихикнул и продемонстрировал метлу.
        – Помело, милорд. На нем она летает на свидания с дьяволом.
        Лорд Эдгар одобрительно кивнул. Потом его взгляд упал на Раттеркина.
        – И прихвати этого поросенка, – приказал он.
        – Поросенка, милорд?
        – Ее дух-покровитель, мастер Клаут, – пояснил лорд Эдгар. – Обязательно должен быть дух-покровитель. Не бывает ведьм без такого духа!
        Солдаты прошли рядом с Мэб, но не заметили ее. Она так неподвижно стояла в зарослях, что ее саму можно было принять за куст.
        Солдаты вернулись в лачугу, не найдя ее хозяйки, и лорд Эдгар обругал их, назвав дураками.
        – Она бы не ушла от своих свиней, – недобро ухмыльнулся Клаут. – Она вернется.
        – Как и мы, – сказал лорд Эдгар, вскакивая в стремена. – Сравняйте этот свинарник с землей, – приказал он своим людям.
        На глазах у Мэб ее несчастный домишко был разрушен. Свиньи, похрюкивая, разбежались по лесу. Закончив свое дело, люди лорда Эдгара пошли прочь, захватив котел и метлу. За ними шел Клаут и тащил на веревке упирающегося Раттеркина.
        После их ухода Мэб выбралась из укрытия и села на землю. Слезы, катившиеся по ее измазанным грязью щекам, оставляли белые дорожки.
        – О, Раттеркин, Раттеркин! – рыдала она, охваченная горем. Ее дом был разрушен, свиньи блуждали по лесу, но главной потерей для нее был черный поросенок, которого она любила больше всех. Она раскачивалась взад и вперед, и не могла думать ни о чем другом. Почему они забрали его? Почему они так жестоки?
        Мало-помалу она успокоилась и принялась бродить по руинам своего жилища, зовя свиней. Она все больше углублялась в Шервуд, надеясь отыскать их до того, как они потеряются насовсем.
        Так она бродила по лесу, выкликая своих питомцев и безумно бормоча себе под нос, когда ее заметили Джон и Мег, удалявшиеся от лагеря разбойников.
        – Где они? – крикнула Мэб, грозя им палкой.
        – Это же Безумная Мэб! – сказала Мег. – Так ее называют. А настоящего имени никто не знает.
        – Не подходите! Не подходите! Не трогайте меня! – сердито выкрикивала Мэб.
        – Это та самая, со свиньями? – спросил Джон.
        – Да, это она, – ответила Мег.
        Джон видел, что Мэб сильно расстроена. Ему было все равно, что она вымазана грязью, не в своем уме и никому не нужна. Она была человеком, попавшим в беду и, если это было в его силах, он был готов ей помочь. Но, когда он попытался подойти к ней, Мэб сделала шаг назад и замахнулась на него палкой.
        – Поколочу! – крикнула она.
        Джон остался невозмутимым и мягко спросил:
        – Что случилось, Мэб?
        – Они забрали моего крошку! – она запустила в Джона палкой, и ее гнев вдруг испарился, сменившись отчаянием. Она упала на колени и снова застонала: – Он такой маленький. Он ничего им не сделал. Ничего. Ничего. Ничего!
        Ее стенания становились все громче, пока наконец она не повалилась на землю грудой грязных лохмотьев и не начала кататься по ней, захлебываясь от рыданий.
        – Мы не можем ее так оставить, – сказал Джон.
        Мег вздохнула.
        – Так мы никогда не доберемся до Хатерсиджа.
        – Конечно, доберемся, милая, – сказал Джон, – но сначала надо помочь бедняжке.
        Мег понимала, что спорить с Джоном не стоит. Да ей и самой было грустно видеть несчастную старушку в таком плачевном состоянии.
        – Кто-то должен за это ответить, – мрачно сказал Джон, – и помоги им Бог, когда я узнаю, кто они.

Отредактировано in_love (2023-05-17 19:12:25)