Логово ведьм
( пересказ одной из серий "Новых приключений")

Весёлое летнее утро встаёт,
Собрался в харчевне весь местный народ.
Шумят и галдят, суматоха, божба,
Толкучка великая и суета.
И парень, и мальчик,
И бабка, и дед
Собрались на этот «военный совет».

- Вернулся Джим Фикси !
- Откуда ? Он мёртв !
Лет десять уже, как в реке он утоп !
- Утоп ? Да ведь трупа тогда не нашли,
Хоть прочесали всё русло реки !
- Да где же он был эти годы тогда ?
- В плену у нечистого ! Слушай сюда !
Израненный йомен пред ними лежал,
И странные вещи он им рассказал.
Все эти годы, как он сказал, в плену бесовском он изнывал,
У трёх ведьм – красавиц в подручных служил,
С ними в Кирклейской обители жил,
И спасся лишь тем, что его победил
В честном бою – чем себя погубил,-
Маленький Джон, Робингудов стрелок,
Но большего он им поведать не смог.
- Он бредит, быть может, от своих ран ?
- Над нами смеётся ?
- Иль попросту пьян ?
Так удивлялся, собравшись, народ.

А тут уже – гляньте – и  Робин  идёт.
Он тоже послушал чудесный рассказ.
- Рассказано просто, и без прикрас,
И кстати, Малютка и правда исчез,
Вчера не вернулся он вечером в лес.
Может, и впрямь угодил он в беду ?
Сейчас же я в Кирклей этот пойду,
Чтобы на месте найти ответ,
Правдив ли этот рассказ, или нет.
И, не теряя времени зря,
Пока не встала ещё заря,
И птички лишь пробовали голоса,
И не просохла на травах роса,
Пустился Робин скорее в путь,
Чтоб друга выручить как – нибудь.

Идёт он и думает, как ему быть,
Как нужные сведения раздобыть.
Где Джона искать ? Монастырь велик !
Спросить монашек ? Им будет дик
Вопрос о Джоне, о колдовстве…
И вспомнил он тут о своём родстве.
Ведь в Кирклее мамы его сестра
Уж много лет абатиссой была.
К ней обратиться стрелок решил,
И шагу прибавил, и заспешил.
Он вспомнил детство. Тётка была
Уже тогда и худа, и зла,
Совсем на мать непохожа была,
И не подумаешь, что сестра.
Ещё тогда в монастырь ушла,
И там призванье своё нашла,
Добилась власти, почёта она.
Родню свою знать не желала она.
Когда же ушёл он в Шервудский лес,
Он для неё и вовсе исчез,
Слыхал, что она его прокляла –
Ну, да она всегда была зла !
Но вряд ли с ведьмами заодно
В адскую бездну открыла окно…
Это не шутка ! Надеялся он, что чарам она поставит заслон.
Да, тётка его не любила всегда,
Но Робин надеялся, что вражда
К ведьмам сильнее, чем к нему,
И друга спасти поможет ему.

И вот он добрался, в ворота стучит.
Суров, неприступен привратницы вид.
- Зачем вы явились, и кто вы такой ?
От двери его отстраняет рукой.
- Зовут меня Робертом Локсли, сестра,
Игуменья ваша – тётка моя.
Решил я наведаться к ней, как к родне,
Надеюсь, что вы не откажете мне.
Я тётку не видел уже много лет,
С тех пор, как она принесла свой обет.
Ребёнком я очень её любил,
И до сих пор её не забыл.
Вернувшись недавно в родные края,
Узнал, что жива ещё тётя моя.
Решился я тётю свою навестить,
И вас прошу меня к ней  допустить.
- Я матушке, Роберт, о вас доложу,
И если позволит – вас к ней провожу.
Ответа дождитесь вы у дверей,
Я постараюсь придти поскорей.
Калитку захлопнув, монашка ушла,
А Робин на траву присел.
Он даже не знал, как он рисковал,
И как он отчаянно смел !
Не знал, как опасна тётка его,
И с кем она заодно.
Скорей бы в келлию к ней попасть –
Его занимало одно.
Солнце всё выше, сильнее печёт,
Птицы поют в небесах,
А он всё ждёт,
Сидит у ворот,
И нетерпенье в глазах.

Тем временем в келье монастыря
Тётка его сидит,
И видит Бог,
Как игуменья зла,
Как взор её сердит !
Привратница ей говорит, что пришёл
Племянник её, и он ждёт у ворот,
Он просит впустить. Его Робертом звать.
По виду простой он, а вовсе не знать.
Он молод и строен, собою хорош,
Лук за плечами, на поясе – нож,
В куртке зелёной, с кудрями до плеч,
В кожаных ножнах болтается меч.
Возможно, разбойник, но очень учтив.
И повторила, что Роберт красив.
- Что ему нужно сейчас от меня ?
Давно не видала племянника я !
С детства отчаянным был сорванцом,
О нём говорила с его я отцом !
Слыхала, -  ушёл он разбойничать в лес,
С тех пор для меня он умер, исчез.
Скажи, что его я принять не могу:
Сейчас я молюсь, а потом спать пойду,
А с вечера – бденье всю ночь напролёт.
Какое мне дело, красив иль урод
Этот разбойник и шалопай ?
Лучше о нём не напоминай !
Кличка его « Робин Гуд » - мне претит,
Пусть его мать мою резкость простит,
Сын у неё удался не в отца,
Видеть противно мне молодца.
Ещё ты скажи: если он не уйдёт,
Стража шерифа его заберёт.
Вызвать её мне недолго, поверь !
Пусть лучше в нору уйдёт этот зверь !

С ответом таким возвратилась сестра,
Передала аббатиссы слова,
Только немного смягчив грубый тон.
Робин отвесил глубокий поклон.
- Тётушка, вижу, весьма занята,
И потому нелюбезна слегка,
Но мне придётся её подождать,
И непременно её повидать.
Кроме естественных родственных чувств,
Серьёзней причины есть.
О них лишь ей могу рассказать –
Задета семейная честь.
Я подожду в монастырских стенах,
Покуда принять меня сможет она.
С такими словами сестру отстранил,
И через миг во дворе уже был.
Нескоро, но тёткину келью нашёл,
И не стесняясь, без стука вошёл.

В кресле покойном тётка сидит,
Весьма неприветлив, суров её вид.
- Что тебе нужно, дерзкий стрелок ?
Как в монастырь проникнуть ты смог ?
Как ты посмел потревожить меня ?
Ворваться сюда среди белого дня ? !
Прежде роднёю моею ты был,
Но сам ты об этом давно позабыл !
Родных опозорив, ушёл в тёмный лес !
С тех пор для меня ты – умер, исчез !
Ты с детства доверия мне не внушал,
И я не ошиблась –
Бандитом ты стал !
Вульгарную кличку присвоил себе.
И после всего заявился ко мне !
Неужто иссякла в чащобе еда,
Или в ручьях пересохла вода ?
Иль поселянок приелась краса ?
С какою нуждой ты явился сюда ?
Пищи, воды или женских телес
Не смог подарить тебе Шервудский лес ?

Выслушав все оскорбленья сполна,
Робин ответил:
- Ты – мамы сестра.
Вот потому я к тебе и пришёл.
Пищу и воду в лесу я нашёл,
Ручьёв и оленей довольно вполне
Друзьям моим верным, подруге и мне.
Разврат мне не нужен,
Монашек твоих
Не потревожит счастливый жених.
Ни хвастать пришёл я, ни крова просить,
О деле лишь важном хочу я спросить.
Я помню, ребёнком тебя навещал,
В Кирклее тогда был глубокий подвал.
И склеп семьи Локсли я  видел тогда.
Ты не позволишь сходить мне туда ?
В округе странные слухи идут,
Здесь якобы ведьмам оказан приют.
Они в подземелье свили гнездо,
От них же исходит ужасное зло:
То – мор на скотину, а то – на людей.
Тётя, ответь с откровенностью всей,
Правду ли люди, иль нет говорят,
В рай монастырь твой приводит иль в ад ?
Но перебила тётка его:
- Ты болен, племянник, и тяжело !
От жизни, опасностей полной, тебе
Случилось, видать, повредиться в уме !
Твой разум мутится ! Иль, может, ты пьян ?
Как мог ты поверить в столь наглый обман,
И здесь богохульства свои повторять,
Меня в укрывательстве ведьм обвинять ?
Ступай в свою чащу, покудова я
Страже тюремной тебя не сдала !
Не погляжу, что племянник ты мой,
Живо знакомство сведёшь ты с дыбой !
Славный обители будет доход –
Сдать тебя страже, лесной остолоп !
Знаешь, небось, за поимку твою
Озолотят обитель мою
Шериф Ноттингемский и друг его, Гай,
Так что не медли, скорей убегай !
Монашке велела его проводить,
Чтоб он не мог ей больше грубить.

Едва племянник вышел за дверь,
Метнулась тётка к стене, как зверь,
Рычаг повернула – открылся проход,
Она по нему устремилась вперёд.
Лестница тёмная вниз ведёт,
По ней аббатисса бежит- не идёт,
И вот спустилась в подземный склеп,
Мрачнее места. Поверьте, нет.
Там ведьмы – подруги уж ждут её,
Опасней они, чем лесное зверьё.
- О,  сёстры ! – кричит аббатисса им,-
- Меня оскорбили, но мы отомстим !
Посмел Робин Гуд в наш проникнуть секрет,
За это пощады дерзкому нет !
Месть будет страшной, погибнет он,
Его погубит Малютка Джон !
Он в нашей власти, его рукой
Расправлюсь я, Робин, скоро с тобой !
Малютку пошлём мы грабить людей,
Он станет бичом для округи всей,
Все знают, что он – Робингудов друг,
И отвернутся от Робина вдруг !
Сдадут их шерифу их же друзья –
Так рассчитаюсь с племянником я !

Но не поверил тётке стрелок,
Инстинктом почувствовал в ней порок:
- С ведьмами тётка заодно,
В адскую бездну открыла окно !
Если скорее его не закрыть –
Многих успеют они погубить !
Она не пустила меня в подвал –
Считай, что полтайны я разгадал.
Видимо, там и скрывается зло,
Вот только пробраться туда нелегко.
И, не поверив тётке, стрелок
Мрачный Кирклей обходит кругом,
Помнит он смутно, что вход второй
Должен тут где – то быть.
Если он только найдёт эту дверь –
Её он сумеет открыть !
Всё верно ! Память не подвела !
Во мху скрывается дверь,
Она ведёт в подземную часть,
Он тайну откроет теперь !

Дверь поддалась, он под своды скользнул.
Всё верно ! Подземный ход !
Уверен Робин, что Джона найдёт
И вырвет его из пут…
И вот расширился коридор, пред ним – миллион дверей,
Но за какой из них спрятан Джон ?
Попробуй, их все проверь !
Одну за другой отворяет их –
Ни Джона, ни ведьм там нет,
От двери к двери мечется он,
Не может напасть на след.
Вернулся Робин в Шервуд ни с чем,
Но как же другу помочь ?

И в эту же ночь к нему пришли
С жалобой на грабёж:
Скотину всю из большого села
Малютка угнал в монастырь,
Округа вся на него была зла:
- Он разорил нас, поверь !
Так даже шерифова солдатня не обирает нас !
И, уходя, сказал нам он: « Приду к вам ещё не раз.
Если хозяйки меня пошлют –
Возьму и хлеб, и зерно, и кур ! »
Робин ушам не поверил своим.
- Не мог так Джон поступить !
Однако он согласился тотчас
Этот ущерб возместить.
Крестьянам сказал:
- Возвращаю вам я деньги за этот скот.
На Джона вы не держите зла,
Сдаётся мне – вор не он.
Похоже. Что чарами злобных ведьм
Он сбился на путь дурной.
Но из ловушки его спасти
Готов я, рискнув собой.

И Робин затем обратился к друзьям:
- Джона нам надо спасать,
Но я убедился – в обители той
Непросто его отыскать.
Я осмотрел в подземельях лишь часть –
В другую прохода нет.
Я убеждён, что именно там
И кроется главный секрет.
Именно там – и логово  ведьм, и бедный наш пленный друг.
Но как же нам пробраться туда
И вырвать Джона из пут ?
Тётка моя – это чувствую я – с ведьмами заодно,
Видно, на Кирклей придётся напасть,
Нам это осталось одно !
И, разобрав по камню его,
Логово ведьм найти.
Но много людей невинных мы
Положим на этом пути…
Не все же монашки – колдуньи там,
И гнусно вообще - нападать на дам !
Замолк он.
И Тук ему подсказал:
- Дельный совет я дам.
В Кирклей проникнуть сможешь ты,
Робин, открыто вполне.
И тётка не только не будет мешать,
Но даже поможет тебе.
В Кирклее – Локсли фамильный склеп.
Верно я говорю ?
- Верно, - Робин в ответ ему,-
- Но как я туда попаду ?
- Средство одно есть спуститься в склеп –
Якобы умереть.
Пропуском в Кирклей будет смерть,
Но только – мнимая смерть.
Знаю я зелье одно, мой друг,
Выпьев его, ты заснёшь,
Но выглядеть будет со стороны – как будто бы ты умрёшь…
С виду ты мёртвым будешь, друг,
Но жизнь в тебе лишь замрёт,
Когда настанет назначенный час –
Мнимый мертвец оживёт.
С тобою оружье положим в склеп.
Оно пригодится тебе,
Придётся, правда, побыть во тьме.
Но риска, поверь мне, нет.
Рецепт досконально знаю я,
Ошибки не может быть.
- О Тук, неужели хочешь ты Робина погубить ?
Ошибка на грамм, на ничтожный грамм – и сердце замрёт навек,
Ведь можешь и ты ошибиться, Тук,
Ведь ты не Бог – человек.
- Марио, это меня не убьёт,
Ничтожен,  поверь мне, риск.
Заранее ты по мне не рыдай,
А лучше ты помолись.
Ты попроси, чтобы добрый Господь
Нам в честном деле помог.
Чувствую я – Он услышит тебя,
Над нами прострёт покров.
Удачу пошлёт, как и в правом бою не раз её посылал.
Не плачь, ты воин,  моя любовь.
А воин когда ж рыдал ?
Нельзя же Джона бросить в беде, нельзя его не спасти,
А чтобы в склеп Кирклейский попасть – нету другого пути.
Скорее, Тук, приготовь свой яд.
Скорее его мне дай,
Не бойся, Марио, ничего.
Не бойся и не рыдай.
Вот зелье готово. И Робин ковш
Твёрдой рукой берёт.
И медленно зелье горячее пьёт,
И утирает рот.
- Теперь,– ему командует Тук, -
   На пол, на шкуры ложись,
   И тихо лежи, глаза закрыв,
   И действия зелья жди.
   Почувствуешь холод, стесненье в груди,
   Не станешь чувствовать рук, -
   Не бойся, спокойно на ложе усни, -
   Проснёшься в Кирклее, друг.
И Робин  послушно на шкуры прилёг,
Послушно прикрыл глаза.
Невеста присела рядом с ним,
Дрожит на реснице слеза.
« О, Господи, - молится про себя, -
Не дай ему умереть,
Не гневайся, добрый наш Господь,
На эту мнимую смерть.
Не дерзость причина поступка его, -
Желание друга спасти.
Задумали дело честное мы,
И помощи просим в пути. »
Тем временем Робин на шкурах лежит,
И жизнь замирает в нём,
Солнечный луч на ресницах дрожит,
Но холодом скован он.
Руки остыли, дыханья нет,
Он вытянулся на полу…
- О, Тук, если Робин не оживёт, -
С ним рядом и я умру !
- Слухи о мнимой смерти его
Должны до Кирклея дойти,
Внутренне ты молись за него,
А вслух – рыдай и кричи.

В хижине плачет она над ним,
Упавши ему на грудь:
- О, Робин, любимый мой жених,
Ты рано решил отдохнуть !
И на кого ты покинул меня
В этой юдоли зла ?
Если бы вдруг расступилась земля,
С тобою меня приняла !
На горький тот плач собрался народ,
Угрюмо столпился вокруг:
- Эх, на кого ты покинул нас,
Защитник наш Робин Гуд ?
Смелый и ловкий всегда в бою,
Верный своим друзьям,
Что прервало вдруг жизнь твою,
И что сгубило тебя ?
Козни врага сгубили тебя,
Иль подкосила болезнь ?
Сказано верно: судьба слепа
И беспощадна смерть.
Лучших уносит она от нас,
Худших – оставив жить.
Если враги убили тебя, -
Сумеем мы отомстить !

Слух о кончине стрелка пошёл,
Прошёл по округе всей,
И не преграда ему – леса и стены монастырей.
В Кирклей дошёл этот грустный слух,
Ушей аббатиссы достиг, -
И ярче солнца в летний день
Вдруг засиял её лик.
- Умер бунтарь, дерзкий, смелый – мёртв.
И смирится теперь народ !
Если убит непокорный вожак –
Хвосты подожмёт весь сброд !
При жизни грозой богачей он был,
По смерти – послужит им.
В Кирклее – Локсли фамильный склеп,
Сюда его поместим.
Тёмный народ, любивший его,
Ко праху  его  пойдёт,
Деньги за это нам понесёт –
И возрастёт наш доход.
Озолотится Кирклей на нём,
Как я не могла мечтать !
Ну, а пока что в шайку его
Монашку надо послать.
Пусть разузнает она поточней,
Правда ль, что умер Гуд,
И убедит его друзей.
Чтоб он покоился тут !
Локсли по крови ты был, храбрец,
В Кирклее – семьи твоей склеп.
При жизни ты был источником бед,
Теперь же – послужишь казне.

Вечер. Деревня во тьме не спит.
И не спит весь лесной отряд.
Скорбную весть услыхав, пришли,
И возле вождя сидят.
Вот сарацин, и Уилл, и Мач.
На лицах застыла скорбь.
- Нам расскажи, толстый отче Тук,
А как же погиб – то он ?
На теле его незаметно ран.
Так что же случилось с ним ?
Кто это сделал, скажи нам, брат,
И мы за него отомстим !
- Он вовсе не мёртв, - отвечает Тук, -
Но только это – секрет.
Оцепенение это – путь,
Чтобы проникнуть в склеп.
Там, под Кирклеем, в плену наш Джон,
Во власти коварных ведьм.
Но чтоб до него добраться, пришлось
Нам инсценировать смерть.
Некое зелие знаю я – оно наводит сон.
И для того, кто не знает тот яд,
Со смертию сходен он.
Хоть Тук им раскрыл хитроумный план,
Но всё ж неспокойно им:
- Если тут промах допущен какой,
Мы распрощаемся с ним !
С виду он – вылитый мертвец,
Который не оживёт.
Вдруг в этом сне не увидим конец,
Вдруг он и вправду умрёт ?

В мыслях таких сидят у огня.
С тоскою на друга глядят.
А в стороне от огня, во тьме,
Глаза жеребца горят.
Лежит возле « мёртвого » друга конь,
И сон его хранит.
Чуть звук подозрительный –
Злобно он, туда повернувшись, храпит.
Да ! В дверь стучат ! Кто же там идёт,
Кто в эту ночь не спит ?
Все обернулись к двери, и конь
Тоже на дверь глядит.
И, словно чуя за дверью врага,
Сердито ржёт и храпит.
- Кто там за дверью ? – спросили стрелки. –
Кто  в эту ночь не спит ?
Коль беден и честен – ты к нам войди,
И нашу печаль раздели.
А если ты враг наш – с миром уйди,
Под нашей кровлею – смерть,
Успеем с тобой мы клинки скрестить,
Друг друга успеем убить.
Сегодня – иди ты своей тропой.
А завтра ты нас найдёшь,
Где друг наш бродил, когда был живой,
Найдёшь нас в чаще лесной.

И входит монашка из Кирклея к ним,
И сразу идёт к огню,
На « мертвеца » пугливо глядит,
И сахар даёт коню.
Но конь боевой из рук чужих
Лакомства не берёт.
Вскочив, он друга собой прикрыл,
Храпит и копытом бьёт.
- Оставь жеребца, во Христе сестра,
Чужих он не признаёт,
И отойди от него скорей,
А то он ещё лягнёт.
Может копытом ударить он.
Может и укусить.
Садись у огня,
Мы найдём сейчас,
Чем тебя здесь угостить.
И расскажи, что тебя привело
К нам в этот поздний час ?
- Я слышала, - даже сказать тяжело, -
Что смерть посетила вас ?
Матушка наша сама не своя,
Не верит своим ушам,
Меня попросила она узнать.
Можно ли доверять
Слухам о том, что племянник её.
А ваш товарищ – погиб.
И разузнать просила она, в бою ли Роберт убит,
Или болезнь его унесла из нашего мира в иной.
Хотела она и сама прийти к вам в эту ночь со мной.
Но чёрная весть у неё отняла все силы,
Идти ей не вмочь,
А потому к вам пришла одна её духовная дочь.
- Увы, сестра. Этот верен слух, -
Ей скорбно ответил Тук.-
- Ещё был утром здоров наш друг.
И смерть унесла его вдруг !
Кто мог бы подумать, что миска грибов
Бедного парня убьёт ?
И вот уже приготовлен гроб
И погребальный покров…
Ах, яды… От них спасения нет нигде и никому.
Сестра, я же вас просил уже рук не тянуть к коню !
Несчастная тварь никак не поймёт
Что мёртв её господин.
Да, бедный скакун на свете сём
Остался совсем один.
Его наш друг в своё время спас
От живодёрни, сестра,
И не видали во веки мы
Другого такого коня.
За парня скакун готов был в огонь,
Не раз его выручал,
Но смерть настигла стрелка не в бою.
И тут жеребец оплошал.
Чтоб роковой
Этот суп грибной 
Ему с огня уронить !
Люди не многие могут, сестра,
Как этот скакун, любить.
Теперь же друга он сон хранит,
Опасен он для чужих.
Ты не гляди на стрелка, сестра,
За друга конь может убить.
Вот, наш лежит бездыханный друг,
Скончавшись во цвете лет,
Поистине, наша жизнь, сестра,
Непрочна, как в поле цвет.
- Надеемся мы, что его грехи
Отпустит ему Господь…
Молиться надо о душе,
А не оплакивать плоть…
Племянником был аббатиссе он,
Поэтому хочет она,
Чтоб в стенах Кирклея, в склепе отцов,
Покоился Роберта прах.
- Навстречу желанию тётки его,
Конечно же, мы пойдём,
И завтра чуть свет
В монастырский склеп
Усопшего принесём.
Хотя, мы думаем, что он сам,
Когда б успел нам сказать,
Просил бы оставить его лежать
В родных зелёных лесах.
Под Дубом встреч, или на холмах,
В местах охот и боёв,
В местах, где были счастливы мы,
И где проливали кровь.
- О Боже, фриар, как можешь ты
Язычеству потакать ?
Крещён он был, и в лесу ему
Не подобает лежать !
В ограде церковной, в склепе отцов
Готов уж ему приют.
Как мог и помыслить, несчастный, ты
Оставить усопшего тут ?!
- Эх, что теперь – то говорить.
Товарища с нами нет,
Его придётся хоронить.
А где – уж разницы нет !
Надеемся лишь – аббатисса нам
Его навещать разрешит.
Хотя бы не всем, а ближайшим друзьям…
- Он слишком был знаменит,
И толпы людей, что к нему пойдут,
Едва ли возможно принять,
Но, разумеется, личным друзьям
Не сможет она отказать.
Всех те, кто усопшего лично знал,
Конечно, в Кирклее ждут,
Всех тех, кого бы он сам принимал,
Славный стрелок Робин Гуд.
Я думаю, сможете вы всегда
Вождя своего навестить,
Но всё это надо, мне кажется. Вам
С игуменьей обсудить.

На этом кончился разговор,
И все прилегли поспать,
И так засиделись допоздна,
А завтра чуть свет вставать.
Все улеглись, только Ветерок,
Оставшись на страже, не спит,
И возле друга своего
Он тихо во тьме лежит.
Все спят, и Робин тоже спит,
Но сон его глубок,
И крепок так,
Что сам уже не пробудится он.
Противоядие лишь одно
К жизни его вернёт,
А если не будет оно дано, -
Отважный стрелок умрёт.
Но снадобье Тук приготовил уже,
В успехе уверен он,
А потому спокойно он
Вкушает приятный сон.
Монашка Кирклейская тоже не спит,
Ей жутко среди бродяг,
Но любопытно на них глядеть,
Пока они мирно спят.
Вот фриар Тук, всё – таки монах,
Спокойнее как – то с ним,
Хотя едва ли вступится он,
Её защитит от них…
Другие – ещё во сто раз страшней,
Хоть зла не сделали ей,
И молится вслух, чтобы целой ей
Вернуться к себе в Кирклей…
Усопший, пожалуй, красивей всех,
И не опасен ей.
Но конь его ! Ещё убьёт !
Прощай тогда Кирклей !
Ей любопытно подойти и рассмотреть его,
Но лучше уж живой уйти, не видев ничего,
Чем поглядеть и от копыт
Сейчас же умереть.
Здесь жатву нынче собрала уже старуха – смерть,
И ей бездушным трупом стать
Не хочется совсем.
И ждёт утра, скорей бы ей
Вернуться в свой  Кирклей…

И вот уж солнышко встаёт,
Светлеет за окном.
И все встают, один за другим,  и покидают дом.
И вскоре уже и в путь собрались…
Печален лесной отряд.
Недвижно их друг на телеге лежит,
Женщины голосят.
А Ветерок – ни на шаг от стрелка,
Гони его, или нет,
Как будто чувствует, что тот жив,
Как будто знает секрет.
Возле телеги скакун идёт,
Голову наклоня,
И волосы парня смешались уже
С длинною гривой коня.
Время от времени лижет он
Бледные щёки стрелка,
Но безответны ласки его,
Душа стрелка далека.
И жалобным ржанием
Хочет скакун
Сон этот крепкий прогнать,
Но неподвижно разбойник лежит
И продолжает спать.
В телеге на сене,
Как будто в гробу,
Лежит этот мнимый мертвец.
Дорога длинна, но и ей, наконец,
Придёт же когда – то конец !
И вот до Кирклея они добрались,
Уж их аббатисса ждёт.
- Скорее входите, все ль собрались ?
Готов уж подземный грот !
Подходит к телеге она и глядит
Внимательно на стрелка:
Лежит он спокойно, как будто спит,
Оружье сжимает рука…
Но смерти печать сковала уста,
И холодно, бледно чело…
- Пришлось мне, племянник, тебя потерять,
Как это мне тяжело !
Склонившись над ним,
Попыталась она
Поправить пряди на лбу,
Но злобный храп её напугал,
Она обернулась к коню.
За нею стоял жеребец боевой,
Он злобно и дико храпел,
И ей показалось, что этот конь
Ей в самую душу смотрел.
Но попыталась она продолжать то дело,
Что начала.
Но только взялась за чёрную прядь, -
Как сразу скакун её - хвать.
Он укусил её за плечо,
И отскочила она.
Кровь полилась у неё горячо.
И закричала она:
- Лошадь взбесилась,
Убейте её !
Опасна она для людей !
И успокоить долго  её
Не мог весь её Кирклей !
Но, наконец, суета улеглась,
Её успокоил Тук:
- Хозяином этого жеребца
Был Робин,  мой бедный друг.
Скакун ему до смерти предан был,
И парень скотинку свою любил.
И конь свой долг и теперь не забыл.
Ведь он его сон сторожил.
И потому –то, сестра моя,
Не зная, что вы – родня,
Скакун несильно вас укусил.
За что же губить коня ?
Едва вы тронули стрелка,
Вы тем рассердили коня.
Боясь за товарища, Ветерок
Несильно вас укусил.
За что же теперь убивать его ?
Что Робина он любил ?
И так я боюсь, что, осиротев,
Недолго протянет он !
Умерьте, прошу, ваш сегодня гнев !
У гроба излишен он !
На доводы Тука она сдалась,
В ворота впустила всех,
Но в склеп подземный она повела
Уже далеко не всех.

Лишь Марио с Туком и двое стрелков,
Что вожака несли,
Вступили под мрачные своды его,
Вошли в глубины земли.
Их путь до склепа долог был.
Уж много дверей позади.
Казалось, они уже дошли
До самого центра Земли…
И вот отворилась последняя дверь,
Пред ними открылся зал…
- Как неуютен этот склеп ! –
Невольно фриар сказал. –
- Лежать здесь бедняге навсегда,
До Страшного Суда,
И будут крысы бегать здесь,
Журчать на полу вода…
Ей Богу, в лесу, под листвой живой,
Уютней была б постель !
Там пела б синица, свистел бы дрозд,
Качала бы лапами ель…
Сюда же ни звук не долетит,
Ни ветер,  ни шум дождя…
И Марио, вижу я,  вся дрожит.
Похоже. Пришли сюда зря !
Одна лишь мысль о склепе таком
Меня, живого,  мертвит !
Тут смерти в сто раз,
Чем на воле у нас,
Ужасней и сумрачней вид !
Но аббатисса не молчит и возражает она:
- Племянник мой останется здесь
    До Страшного Суда,
    Три дня на столе пускай лежит,
А после положим в гроб,
Предаст земле и отпоёт
Его монастырский поп.
Под камнем могильным
Укроется он
До Страшного Суда,
А мы, живые,  пойдём за стол,
Помянем его, господа.
Так аббатисса говорит,
И всех провожает вон.
Тут видит, что Марио вся дрожит
И испускает стон.
И чудные кудри распустив,
Рыдает и плачет она.
- Что так рыдаешь громко ты ?
Иль нету в тебе стыда ?
Как девка, над ним ты голосишь !
Зачем ты пришла сюда ?
Оставь же его в покое ты
До Страшного Суда !
Иди, иди скорей за стол.
Скорее, господа !
Но девушка, припав к столу,
Уткнулась другу в грудь.
И что теперь ?
Иль оттащить, иль просто оттолкнуть ?
И кто покойному она ?
Невеста иль жена ?
Но нет, - решает тётка вдруг, -
Любовница она !
Красива слишком для жены…
И кто ж в лесу женат ?
Дарил ей, видно, бусы он –
Разбоем был богат.
В деревне ближней, видно, он
Полно имел девчат.
Удал он был, хорош  собой,
Умён и очень смел.
Но перед этой устоять,
Как видно, не сумел.
Как видно, эту выделял
Среди подруг одну…
Но, хоть убей, не верю я,
Чтоб он имел жену !
Она подходит к молодой.
За плечико берёт,
И вот какую речь она
Пред ней затем ведёт:
- За грех сожительства с тобой
Сполна ответит он !
И ты покайся.
Смерть близка.
Вся наша жизнь –
Как сон !
Грехов покойного не счесть,
Молись же за него.
Награбил много он добра,
С собой же ничего
Не взял бедняга, в мир иной,
Стал пищей для червей !
Но, – прервала она себя,-
Ты Робина бледней !
Как будто ты сама мертва !
А ну, живей за стол !
Его слезами не вернёшь, ушёл навеки он !
Девица смотрит на неё,
Не видя ничего,
И слёзы катятся из глаз,
Кривится жалко рот.
Но, пересилив вдруг себя, старухе говорит:
- Позволь мне в склепе посидеть,
Пока свеча горит !
В неверных отблесках огня
Как будто дышит он,
А вы идите все за стол.
К чему вам слушать стон,
Что я над гибелью надежд
Своих тут издаю ?
Такой потери, видит Бог,
Я не хочу врагу !
Матушка, смилуйся надо мной,
Позволь рядом с ним посидеть !
Так неожиданно ведь и зло
Его похитила смерть !
До погребенья хотя бы позволь
С Робином мне побыть !
Сердце моё любит лишь его,
И не сумеет забыть !
Дороже него у меня, сироты,
На свете нет никого,
Позволь мне рядом с ним посидеть
И поглядеть на него.
Запомнить навеки его черты,
Пока их не скрыла земля.
Я верю, что смилуешься ты,
И здесь оставишь меня !
- Кем был тебе Роберт, дочь моя ?
Любовник небось, не супруг ?
Уверена, много покойный имел
Случайных, как ты, подруг !
Пригож собой был племянник мой,
И ловок, и очень смел.
Но честной девице счастье дать
Он никогда б не сумел !
Всю жизнь в авантюры пускался он,
В итоге – ушёл он в лес.
С тех пор для меня, как родственник, он
Как будто умер, исчез !
Как ты могла его полюбить,
Сбежать с ним, свой долг забыть,
И возле гроба его говорить,
Что вечно будешь любить ?
- Он не был любовником вовсе моим,
А был моим женихом.
И долг мы свой не забыли с ним –
Он с телом моим не знаком.
С ним не сбегала из дома я,
Но он с друзьями – моя семья.
Я маму не помню – она умерла,
Когда я ещё грудною была.
Отца же убила солдатня.
Тогда – то Робин и спас меня !
Налоги отец мой не заплатил,
Людьми шерифа убит он был.
Меня ж захватили, вели на позор.
Но встретил злодеев шервудский дозор.
Бой был недолог, свободна я,
Но дом сожжён и убита семья.
Куда идти мне ? Ведь нет родни,
И нету дома, и нет семьи !
Сперва сестрою ему была.
Но скоро любовь в душе расцвела…
Мы обручились.
Но он погиб…
Погиб любимый, друг и жених…
- Ну ладно, останься с ним, дочь моя.
Но только больше не плачь !
Прекрасна ты, молода, как заря,
А слёзы – красы палач.
Ты попрощайся с ним, дочь моя,
И здесь оставь навсегда.
В мире ином для него взойдёт
На небе ином звезда…
Но Марио в губы целует его,
И разжимает их.
Противоядье теперь дано,
И скоро очнётся жених.
Долог и страстен её поцелуй,
А аббатисса ворчит:
- Ты, как живого, его не целуй,
Ведь вечным сном он спит !
В лоб его поцелуй, моя дочь,
И здесь оставь навсегда.
В мире ином для него взойдёт
На небе ином звезда…
За гробом, верь,
Повстречаешь его,
Когда и твой час пробьёт.
     Смертный покой его не тревожь,
     Жених твой не оживёт !
Лишь в мире ином, за гранью земли,
Там сбудутся, дева, мечты твои.
Там ты обнимешь любимого вновь.
Знай. Что сильнее смерти любовь.

На этом их кончился разговор.
И все из склепа ушли,
Оставив  влюблённых наедине
В глубинах мрачных земли.
Молитвы невесты и добрых друзей
До Господа Бога дошли,
И сердце живее забилось в груди,
И кровь заструилась быстрей.
И вот уже холод могильный исчез,
Сознанье вернулось к нему.
Глаза он открыл,
На невесту взглянул…
Они покидают тюрьму.

Тем временем в зале главном сидят
Друзья его за столом.
Монахини кормят и поят их,
Совсем не считаясь с постом.
И вдруг аббатиса заводит речь,
Неслыханную доднесь:
- Признаюсь, большой доход принесёт
Обители эта смерть !
Известен в округе он был и любим,
Ко гробу его пойдут.
И мы доход свой округлим,
Дав праху его приют !
За пропуск к могиле придётся платить
Немного – один золотой.
Но ручейки, сливаясь в один,
Большой обернутся рекой !
Конечно, мне искренне жаль его –
Ведь всё же он мне родня.
Но для меня его жизни ценней
Доходы монастыря !
К тому же смерть весьма жадна.
Не выпустит жертву из рук,
И сколько бы денег не заплатить –
Не оживёт ваш друг !
Ни слёзы невесты, ни ропот друзей
Костлявую не смягчат…
Все до единого – кто усоп –
В могилах тесных лежат.
Но трубный глас
в последний час
всей жизни на земле
Пробудит его, также, как и нас, -
И скроется злая смерть !
И лик просветлеет его  тогда,
Если безгрешен был.
Но, я боюсь, что в жизни своей
Изрядно он нагрешил !
Его ремесло, по правде сказать,
Безгрешным трудно назвать,
Скорее всего, воскреснув, он
Бессрочно будет страдать !
За жизнь, прошедшую во тьме,
За кражи, грабёж, разврат,
И за пролитую кровь ему
Придётся спуститься в ад…
Утехи земли позабудет он
На адской сковороде.
К таким, как он, поверьте мне,
Вдвойне жестока смерть:
Не мир и покой приносит она,
Не отдых от честных трудов,
А муки злые дарит она
Тому, кто здесь был жесток…
Тому, кто, поправ законы земли,
Грабительством промышлял,
Подарки свои принесёт не Господь,
А недруг его – Ваал.
От этих речей стрелки за столом
Сидят, проглотив аршин.
Не пьют, не едят,
Угрюмо молчат…
Лишь Тук пирует один.
За обе щеки уплетает он,
Про пост и диету забыв,
И новый кусок жаркого берёт,
Прежний не проглотив.
Но вдруг, отложив недоеденный бок
Жирного кабана,
На аббатису воззрился он –
И побледнела она.
- Грешен ли он, во Христе сестра,
Не мне, не тебе решать !
И как же ты дерзаешь здесь
Господень суд похищать ?
Лишь Бог един
До глубоких глубин
Душу его постиг,
Лишь Он один
Изречёт над ним –
Спасён он или погиб.
Тебе же – грех,
Что родство своё
За золото продаёшь,
Иудин грех – страшнее грех,
Чем кража, или грабёж.
Не зная жизни его, сестра,
Берёшься его судить,
Во всех возможных грехах сполна
Спешишь его обвинить !
Духовником был я его, сестра,
И знаю его грехи.
Поверь, в разврате невинен он,
И в этом его не вини.
Невинен в предательстве, в лести он,
Во многих других грехах…
А что убивать случалось ему –
Так он убивал в боях…
А на войне, как на войне,
Не ты, - так тебя убьют.
Честнее многих « честных » людей
Поверь, был покойный Гуд.
Но оправдает ли Бог,
Иль изречёт приговор,
Не может знать никто из нас, -
Закончим же разговор !

Пока в большом зале происходил
Такой богословский спор,
Бывший усопший цели достиг,
И выручил Джона он.

Отредактировано Wind - war horse (2010-06-17 00:18:14)

Отредактировано Wind - war horse (2009-11-11 21:44:44)

единственная серия, которую я запомнила. Поскольку фильм смотрела после прочтения книги Гершензона, в конце которой эпилог весьма мрачный, порадовало, что тут коварная настоятельница осталась с носом!